Чем дело "Роснефть против АФК Система" интересно для юристов

Некоторое время назад АФК Система выложила в открытый доступ наше с Андреем Егоровым правовое заключение по правовым вопросам, которые были подняты в рамках известного спора между Роснефтью и АФК Система, чему я, признаться, несказанно рад. Я видел несколько комментариев в сети, написанных в том смысле, что, мол, деньги победили все. Кто-то высказался в том духе, что как же не брезгливо двум профессорам писать такое.

В связи с этим я чувствую, что надо высказаться по тем правовым вопросам, которые были подняты в данном деле. Еще раз обращу внимание – только по правовым. Не политическим, не конспирологическим, не этическим или каким-либо иным. Я юрист, я не занимаюсь отслеживанием расстановки фигур на Мавзолее, берегу Селигера, лыжне на Красной Поляне и проч., меня это особо не интересует. Но я категорически против того, чтобы объявлять одного из фигурантов этого спора невинной жертвой: крупная компания, да еще и в нефтяном бизнесе, в принципе не может быть таковой.

Но довольно рассуждений о вопросах, далеких от права. Давайте возвратимся в юриспруденцию.

В деле "Роснефть против АФК Система" есть несколько крайне интересных правовых аспектов, правильное разрешение которых двинет наше право сразу же на пару десятилетий вперед.

Вопрос первый. Является ли подлинным акционером тот, кто приобрел акции у неуправомоченного отчуждателя и у кого эти акции были истребованы? Я ответил бы на этот вопрос отрицательно; сам по себе факт истребования акций означает, что их приобретатель хотя бы и был записан в реестре, но права на них не приобрел (если бы приобрел – акции не были бы истребованы). Так устроена наша ст. 302 ГК, так устроены наши регистрационные системы (в сфере недвижимости, в сфере долей участия в ООО, в сфере бездокументарных ценных бумаг): запись дает право только в том случае, если под записью имеется действительное правооснование. Я бы, конечно, мог помечтать о том, чтобы запись в реестре сама по себе и означала бы наличие права, но в России сегодня не так. Таким образом, на мой взгляд, лицо, приобретшее акции, но утратившее их впоследствии в результате истребования, действительным акционером общества являться не может.

Вопрос второй, вытекающий из первого. Но если такое лицо не является акционером, то должно ли оно отвечать за возможные убытки, причиненные компании? На мой взгляд, ответ на этот вопрос должен быть положительным. Меня ужасно разочаровала позиция многих коллег, критикующих позицию истца в обсуждаемом деле, заключающаяся в том, что, мол, акционер может делать со своим обществом все, что он пожелает, может вредить своей компании и проч. Объясняется это якобы тем, что у акционеров есть право вообще ликвидировать компанию (образно – убить), а значит, a fortiori, он вправе и просто вредить ей (образно – отрубить одну руку и одну ногу). Это совершенно не так: если у компании есть мажоритарный акционер и миноритарные, то первый не может вредить компании, так как он тем самым будет вредить вторым. Вредоносные действия акционера против публичной компании затрагивают публичный интерес (налоги, рабочие места и проч.), они могут вредить кредиторам (разумеется, интересы последних могут быть защищены в рамках дела о банкротстве, но банкротить компанию ради защиты кредитора целесообразно далеко не всегда). По последней причине, кстати, я склонен полагать, что и в непубличных компаниях, даже в компаниях одного лица, вредоносные действия участника против компании должны рассматриваться как неправомерные.

Кстати, именно желание высказаться против навязываемого публике мифа о том, что акционер может спокойно вредить своей компании, и было самым мощным стимулом для меня, чтобы взяться за написание заключения по делу.

Далее. Акционер, принимающий решения по ключевым вопросам деятельности компании, защищен так называемым правилом делового решения, business judgement rule. То есть убытки, причиненные акционером в результате отдельных его решений, не образуют состав нарушения, если они совершены в рамках разумного делового риска.

Третий вопрос, вытекающий из второго. Если иск об убытках к лицу, владевшему истребованными акциями, возможен, то кто может быть истцом по делу? В том, что им может быть само общество, у меня нет никаких сомнений. Однако возможен ли косвенный иск подлинного акционера к "лжеакционеру"?

Если у подлинного акционера такой иск есть, то может ли он перейти к новому акционеру, который приобрел акции? Да, может. Переход прав, связанных с косвенными исками, был признан поздним ВАС РФ (помню, что в период обсуждения проекта разъяснений по ответственности директора многие коллеги также удивлялись, как такое возможно. Возможно! Почитайте, например, отличное магистерское сочинение моего коллеги по РШЧП Александра Ягельницкого на этот счет). Особенно забавными мне показались суждения тех коллег, которые утверждают, что Роснефть, предъявляя иск к АФК Система, по сути, предъявляет иск к своему правопредшественнику, то есть к самой себе. Но это же полная ерунда! Нет никакого правопреемства между "лжеакционером" и подлинным акционером, хотя бы ради разъяснения этого вопроса этому делу стоило появиться.

Этой небольшой заметкой я хотел показать, что дело "Роснефть против АФК Система" очень интересное для юриста и очень сложное. Я рад, что к нам в РШЧП обратились как к экспертам с просьбой дать объективную оценку по правовым вопросам, возникшим в этом деле. И я не вижу совершенно ничего плохого в том, что ученые юристы оценивают правовые аспекты сложных дел, помогая тем самым сторонам и суду разобраться в них (например, знаменитая работа Р. фон Йеринга "Интерес и право" представляет собой правовое заключение, написанное великим юристом для одной из сторон по интересному спору, связанному с учреждением железной дороги в Швейцарии).

Мы ни в коей мере не пытались предрешить исход дела, написав, должен ли иск быть удовлетворен или отклонен, потому что главное в такого рода делах – это доказывание размера убытков и причинных связей.

В общем же, подводя итог, я хочу еще раз подчеркнуть, что бесконечно рад, что и на наших, в целом довольно унылых, юридических полях состоялась такая интересная и содержательная правовая дискуссия.