Цена отсутствия элиты

Портрет М.М. Сперанского. Неизвестный художник: Wikimedia Commons

В условиях  кризиса L.R решил напомнить своим читателям о наиболее ярких людях и знаковых событиях в истории государства и права.

Михаил Сперанский (1772-1839) вошел в русскую историю прежде всего как государственный деятель-реформатор, автор целого ряда проектов общественных преобразований, создатель «Полного собрания…» и «Свода законов Российской империи». Но он был также глубоким и оригинальным мыслителем и оставил после себя множество трудов на философские, религиозные, политические и правовые темы.

Творческое наследие Сперанского огромно по объему и уникально богатством содержания. При этом он не был профессиональным ученым, основной деятельностью которого является служение науке. Сперанский служил России, государственная служба была главной его профессией, определявшей течение его жизни. И написанные им работы — многочисленные планы и проекты реформ, записки и заметки по правовым и политическим вопросам — были в той или иной мере связаны с его государственной деятельностью, являлись ее продолжением.
[tag:teaser:109]
Эта особенность творчества Сперанского придавала его произведениям прикладной, прагматический характер. Они писались в большинстве своем для решения тех или иных практических проблем, встававших перед Россией и ее государственной властью. Сперанский старался осмыслить эти проблемы и найти пути, средства и способы их преодоления.

Наиболее интересными среди проектов и записок Сперанского представляются те, которые были написаны в первое десятилетие XIX века. Более 200 лет прошло с тех пор, но Россия сталкивается с теми же проблемами, над которыми размышлял когда-то молодой попович, вознесенный волей судьбы в сферу высшей государственной власти, ставший влиятельным царским сановником.

Первой из таких проблем является чрезмерная персонализация верховной государственной власти, обусловливающая повышенное влияние пороков и недостатков людей, занимающих высшие должности, на внутреннюю и внешнюю политику государства. Исторический опыт показывает, что такое состояние государственности при определенных условиях создает угрозу существованию страны.

Главный порок государственного строя Российской империи Сперанский видел в слабой институциализации государственной власти, в господстве личного принципа в ее организации и функционировании. «Верховное начало в России, — писал он в 1803 году в «Записке об устройстве судебных и правительственных учреждений в России», — есть государь самодержавный, соединяющий в особе своей власть законодательную и исполнительную и располагающий неограниченно всеми силами государства. Начало сие не имеет никаких вещественных пределов. Но оно имеет некоторые умственные границы, мнением, привычкою и долголетним употреблением поставленные в том, что власть сего начала не иначе приводится в действие, как всегда единообразным порядком и установленными формами. Сей порядок, коими власть изливается к народу, в законодательстве и в частях управления, вмещается разными отделениями в Сенате, [Государственном] совете и министерстве»[1].

Характеризуя Сенат, Госсовет и министерства, Сперанский отмечал, что ни одно из этих мест не имеет прав и преимуществ, свойственных государственным установлениям и не может быть признано «телом политическим», поскольку собственной политической силы не имеет, но всецело зависит — и в бытии, и в действии — от воли самодержца. По его мнению, господство личного начала в устройстве власти не позволяет создать в стране нормальный государственный строй и установить прочный правопорядок: «Во всяком государстве, коего политическое положение определяется единым характером государя, закон никогда не будет иметь силы, народ будет все то, чем власть предержащая быть ему повелит».

Между тем институциализация государственного строя, обеспечивающая независимость государства от пороков правящих, предполагает в первую очередь ограничение власти законами. Именно поэтому Сперанский считал законность необходимым свойством современного государства и придавал особое значение утверждению этого принципа в российской политической системе. Во «Введении к Уложению государственных законов», представленном императору Александру I в 1809 году, он заявлял: «Общий предмет преобразования состоит в том, чтоб правление, доселе самодержавное, постановить и учредить на непременяемом законе»[2]. А спустя четыре года, характеризуя в письме его величеству предлагавшийся им проект реформы государственного строя Российской империи, повторил эту мысль другими словами: «Весь разум сего плана состоял в том, чтоб посредством законов и установлений утвердить власть правительства на началах постоянных и тем самым сообщить действию сея власти более правильности, достоинства и истинной силы»[3].

Сперанский считал закон подлинным источником силы любого правительства. «Сила правительства, — отмечал он в записке, читанной им Александру I 3 декабря 1811 года, — состоит в точном подчинении всех моральных и физических сил одному движущему верховному началу власти и в самом деятельном и единообразном исполнении всех ее определений… Первый источник силы правительства суть законы. Если законы так устроены, что они оставляют правительству довольно власти, чтоб действовать всегда во благо, а в случаях нужды принимать даже скорые и сильные меры, то правительство будет иметь в законах истинную силу. Но власть должно различать от самовластия. Власть дает силу правительству, а самовластие ее разрушает, ибо самовластие даже и тогда, когда оно поступает справедливо, имеет вид притеснения и, следовательно, действует без доверия и всегда принужденно. Из сего следует, что правильное законодательство дает более истинной силы правительству, нежели неограниченное самовластие. В Англии закон дает правительству власть, и потому оно может быть там сильно; в Турции закон дает правительству самовластие, и потому оно там всегда должно быть слабо. Известно, что в России власть правительства в законе не ограничена; а потому истинная сила правительства в сем отношении всегда у нас была весьма слаба и пребудет таковою, доколе закон не установит ее в истинных ее отношениях»[4].

Словосочетание «Уложение государственных законов» кажется архаичным, но Сперанский его применял для обозначения такого явления, без которого немыслимо современное государство. Документ под названием «Общее обозрение всех преобразований и распределение их по временам», который был им представлен Александру I вместе с «Введением к Уложению государственных законов», начинался с утверждения: «Сила всех преобразований состоит в том, чтобы постановить образ правления империи на непременяемом законе, дать внутреннее политическое бытие России». После этих слов говорилось: «Для сего надлежало прежде всего определить разум коренных государственных законов, т.е. начертать план конституции»[5]. О том, что под «уложением государственных законов» Сперанский понимал именно конституцию, свидетельствует и перечень вопросов, подлежавших его регулированию. Это, во-первых, «права державной власти», во-вторых, «права престола и его наследства», в-третьих, «образ составления законов, их сила и действие», в-четвертых, «права подданных», и в-пятых, «законы органические, то есть устройство тех установлений, коими закон составляется и исполняется»[6].

Обосновывая необходимость принятия в России таких законов, Сперанский писал: «Все жалуются на запутанность и смешение гражданских наших законов. Но каким образом можно исправить и установить их без твердых законов государственных? К чему законы, распределяющие собственность между частными людьми, когда собственность сия ни в каком предположении не имеет твердого основания? К чему гражданские законы, когда скрижали их каждый день могут быть разбиты о первый камень самовластия? Жалуются на запутанность финансов. Но как устроить финансы там, где нет общего доверия, где нет публичного установления, порядок их охраняющего? Жалуются на медленность успехов просвещения и разных частей промышленности. Но где начало, их животворящее? К чему послужит рабу просвещение? К тому только, чтобы яснее обозрел он всю горесть своего положения»[7].

Идея конституции не была чуждой Александру I. Мысль даровать ее стране он вынашивал еще в ту пору, когда был наследником престола, и, став императором, попытался осуществить этот замысел. Составив в июне 1801 года из своих молодых друзей (графа Павла Строганова, Николая Новосильцева, графа Виктора Кочубея и князя Адама Чарторыйского) так называемый «Негласный комитет», он начал всерьез обсуждать с ними вопрос о преобразовании самодержавно-монархического правления в конституционно-монархическое. «Негласный комитет» на первом же заседании поставил главными задачами своей деятельности «узнать действительное положение дел, затем реформировать различные части администрации и, наконец, увенчать эти различные институты гарантией, предложенной в конституции, созданной в соответствии с истинным духом нации»[8].

Но Сперанский в своих проектах государственных реформ пошел дальше соображений «Негласного комитета». В отличие от императора и его друзей, он видел в конституции не цель преобразовательной деятельности, а средство. По его мысли, конституция должна была обуздать самовластие, превратить верховную государственную власть персоналистского характера, предполагающего определяющее влияние личности ее носителя на ход государственных дел, в институционную государственную власть, при которой главная роль принадлежит не властвующим персонам, а составляющим ее институтам, принципам, юридическим нормам.

Понимая конституцию в качестве лишь средства модернизации государственного строя Российской империи, Сперанский вполне сознавал, что само по себе средство это ненадежное, что введенная в действие конституция или совокупность «коренных законов» может не соблюдаться не только подданными или гражданами, но также властвующими и в том числе носителями верховной государственной власти. Поэтому задумывался: «Каким образом коренные законы государства сделать столько неподвижными и непременяемыми, чтоб никакая власть преступить их не могла и чтоб сила, в монархии вседействующая, над ними единственно никакого действия не имела?» С этого вопроса он начал в 1802 году записку «О коренных законах государства», указав затем, что данная проблема всегда была «наиважнейшим предметом размышления всех добрых государей, упражнением наилучших умов, общею мыслию всех, кто истинно любит отечество и не потерял еще надежды видеть его счастливым»[9].

Обеспечение надлежащего соблюдения конституции является острейшей проблемой и современной российской государственности. Действующая Конституция РФ устанавливает, что ее гарантом, как и гарантом прав и свобод человека и гражданина, выступает президент (ст.80, п.2), который обязывается также в установленном порядке принимать «меры по охране суверенитета Российской Федерации, ее независимости и государственной целостности». Согласно статье 82 Конституции при вступлении в должность глава государства приносит соответствующую присягу — он клянется «уважать и охранять права и свободы человека и гражданина, соблюдать и защищать Конституцию Российской Федерации, защищать суверенитет и независимость, безопасность и целостность государства, верно служить народу». Провозглашая эти правила, Конституция исходит из того, что президент будет безусловно исполнять возложенные на него обязанности и соблюдать конституционные нормы. Но разве не может возникнуть ситуация, при которой нарушителем окажется он сам? Как это было, например, в сентябре 1993 года, когда именно главой государства была грубо нарушена действовавшая в то время конституция.

Очевидно, что в этом случае президент должен подлежать отрешению от должности. Но эта процедура, изложенная в статье 93 Конституции РФ, не предусматривает в числе оснований для отрешения обвинения главы государства в нарушении конституционных норм. Но самое главное, она чрезвычайно громоздкая, предполагает участие четырех госорганов (Государственной думы, Совета Федерации, Верховного и Конституционного судов). Но ведь согласно статье 83 назначение Советом Федерации судей ВС и КС осуществляется из кандидатур, предложенных президентом.

Сперанский, хотя и размышлял специально над тем, как обеспечить соблюдение конституции верховной государственной властью, также не дал удовлетворительного ответа на этот вопрос. Тем не менее в его записках, посвященных государственным законам, были намечены возможные пути его решения.

В своем подходе к этой проблеме Сперанский исходил из признания невозможности обеспечить соблюдение конституции исключительно самой конституцией. «Когда народ, — писал он, — постановив общею волею коренные законы, заставляет правительство торжественною присягою утверждать их непоколебимость; когда вследствие сего утверждения установляются законодательные сословия, охранительные власти, парламенты, сенаты, государственные советы, сим еще никак не постановляются истинные пределы правительства; когда силы его при сем остаются в том же положении, в каком они до ограничения сего были, народ может назвать сей образ правления аристократическим, монархическим и даже республиканским, но в самом деле он будет деспотическим»[10].

Сперанский считал тщетным «писать или обнародовать общие государственные положения или конституции, не основав их на действительной государственной силе». Но что могло, по его мнению, составить «государственную силу», способную обеспечить соблюдение конституции?

Очевидно, что самым прочным основанием конституции той или иной страны может являться только ее народ. И Сперанский рассмотрел эту возможность, указав на два преимущества народа, позволявшие ему играть роль гаранта конституции. Это, во-первых, превосходство в количественном отношении сил народа над силами правительства, и во-вторых, производность сил правительства от сил народа. «Не правительство рождает силы народные, — подчеркивал Сперанский, — но народ составляет силы его. Правительство всемощно, когда народ быть таковым ему подпускает»[11]. Однако несмотря на это, Сперанский признал, что народ не способен сам по себе обеспечить соблюдение конституции. Для этого, отмечал он, «народ не только должен знать точные пределы власти и быть готовым всечасно защищать их, но он должен быть соединен в своих видах во всей его массе; иначе при малейшем разделении польз разных его состояний, силы его истощатся во взаимной борьбе их между собою и не дадут ему возможности противопоставить что-либо правительству»[12].

В результате своих размышлений Сперанский пришел к выводу о том, что не народ в целом следует призвать к охране конституции, но «по необходимости должен быть особенный класс людей, который бы, став между престолом и народом, был довольно просвещен, чтоб знать точные пределы власти, довольно независим, чтоб ее не бояться, и столько в пользах своих соединен с пользами народа, чтоб никогда не найти выгод своих изменить ему. Это будет живая стража, которую народ вместо себя поставит на пределах государственных сил»[13].

Высказанная Сперанским в приведенных словах мысль означала, что он считал гарантом конституции особым образом организованную национальную политическую элиту. Современная Россия отличается по многим параметрам от Российской империи, но очевидно, что она имеет тот же главный недостаток, который был присущ традиционной русской государственной власти XIX — начала ХХ века, а именно отсутствие в стране политической элиты, способной верно служить народу, защищать суверенитет и независимость, безопасность и целостность государства, уважать и охранять права и свободы человека и гражданина, соблюдать и защищать Конституцию. Отсутствие в Российской империи такой правящей элиты стало одной из главных причин ее крушения в 1917 году.

Мнение авторов может не совпадать с мнением редакции.