«Феномен генерала Романова». Судья уточнил, когда человек считается умершим

Причинно-следственная связь между допущенными недостатками оказания врачебной помощи и наступившей смертью человека — «царица доказательств» в привлечении к уголовной ответственности медицинского персонала. Но как именно при этом следует толковать сами понятия начала жизни и смерти? Нюансами практики признания медиков субъектами профессиональных и служебных преступлений с L.R поделился судья судебной коллегии по уголовным делам Первого апелляционного суда общей юрисдикции (Москва) Александр Пушкин.

За все заплатит юрлицо

Служитель Фемиды, предоставивший в распоряжение обозревателя L.R текст своего доклада на научно-популярной конференции в рамках проекта «Школа правовой грамотности для медицинских работников», считает нарушения законодательства последними одной из наиболее острых и дискуссионных юридических тем. При этом Александр Пушкин разделяет преступления, совершаемые людьми в белых халатах, на две группы. Первая включает преступления, «совершаемые при непосредственном осуществлении медицинским работником своей профессиональной деятельности или с использованием служебной деятельности», отмечает он. Вторая же «объединяет должностные преступления медицинских работников, направленные против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления».

Самым распространенным «медицинским» преступлением судья однозначно называет причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей (ч. 2 ст. 109 УК РФ). Вот типичный пример: в одну из больниц Тульской области обратился пациент с болью в спине. Участковый терапевт установила ему диагноз «остеохондроз позвоночника» и назначила соответствующее лечение. При этом «вследствие преступной небрежности» она не провела более углубленное исследование состояния здоровья и не установила основное заболевание в виде ишемической болезни сердца с острым инфарктом миокарда. Вскоре пациент скончался у себя дома, лишенный «оказания своевременной, полной, адекватной тяжести состояния квалифицированной медицинской помощи в стационаре».

Как заявляет Александр Пушкин, между допущенными недостатками оказания медицинской помощи и наступившей смертью однозначно имеется причинно-следственная связь. Приговором суда первой инстанции терапевт осуждена по ч. 2 ст. 109 УК РФ на ограничение свободы на срок 1 год 6 месяцев с лишением права заниматься медицинской деятельностью на 1 год. Также было постановлено взыскать с осужденной в пользу потерпевшего компенсацию морального вреда и возмещение расходов на погребение и ритуальные услуги. Между тем апелляция отменила приговор в части разрешения гражданского иска, уголовное дело в этой части было направлено на новое судебное рассмотрение в порядке гражданского судопроизводства.

Дело в том, подчеркивает судья, что осужденная состояла в трудовых отношениях с районной больницей. А коль скоро вред причинен работником юридического лица при исполнении им своих трудовых обязанностей на основании заключенного трудового договора, то ответственность за его возмещение возлагается на это юрлицо.

При этом юрлицо, возместившее вред, причиненный другим лицом, в том числе работником при исполнении им служебных, должностных или иных трудовых обязанностей, имеет право обратного требования (регресса) к этому лицу в размере выплаченного возмещения, если иной размер не установлен законом (ст. 1081 ГК РФ).

Уже родился, еще не умер…

Совершить преступление против жизни и здоровья, утверждает служитель Фемиды, невозможно за пределами человеческой жизни потерпевшего. Необходимо четко установить, что «в момент посягательства он уже родился и еще не умер». Понятия начала жизни и смерти человека «имеют прямое отношение к решению вопросов о привлечении к уголовной ответственности и квалификации преступлений, в том числе совершаемых медицинскими работниками». Моментом рождения ребенка федеральное законодательство определяет момент отделения плода от организма матери посредством родов. Вообще же подобные подходы, размышляет Александр Пушкин, особенно в современном контексте, «устарели, отличаются примитивизмом и не учитывают ни гестационный возраст при родах, ни иные признаки жизнеспособности родившегося ребенка, а также мало применимы при определении начального момента жизни человека в случае оперативных родов».

Словосочетание «момент отделения плода от организма матери» Александр Пушкин предлагает интерпретировать в его развитии, «то есть плод начал отделяться, но еще не отделился от организма матери». В противном же случае умышленное причинение смерти живому младенцу, изгнанному или извлеченному из организма матери до того момента, когда пуповина будет разрезана, следовало бы квалифицировать не как умышленное убийство малолетнего, а как умышленное причинение тяжкого вреда здоровью по признаку прерывания беременности, указывает судья. Именно такое понимание законодательного определения понятия момента начала жизни «полностью соответствует диспозиции ст. 106 УК РФ, согласно которой к уголовной ответственности за убийство новорожденного ребенка во время или сразу же после родов привлекается его мать». Тем самым уголовный закон еще в 1996 году фактически признал продукт зачатия новорожденным ребенком не только после его родов, но и во время родов, отнеся данное преступление к посягательству на жизнь человека.

Таким образом, заключает автор доклада, «можно смело заявить, что уголовное законодательство, в отличие от Основ охраны здоровья граждан в Российской Федерации, берет под свою охрану жизнь человека гораздо раньше», а именно с момента начала родов, причем независимо от того, естественным путем протекают роды или посредством оперативного вмешательства. Вместе с тем не вполне ясен правовой и социальный статус младенца, родившегося при сроке беременности менее 22 недель или массе тела при рождении менее 500 граммов, или в случае, если масса тела при рождении неизвестна, длина тела при рождении менее 25 см — при продолжительности жизни менее 168 часов после рождения при наличии у новорожденного признаков живорождения. Неясно и то, влечет ли за собой данная формулировка указанного выше подзаконного акта обязанность для медицинских работников проведения реанимационных мероприятий в отношении такого ребенка, поскольку до истечения 168 часов он не отвечает установленным критериям рождения и, следовательно, его нельзя признать живорожденным.

Судебная практика в сфере гражданского судопроизводства, замечает Александр Пушкин, «имеет показательный пример»: решением одного из районных судов Челябинской области (оставленным без изменения апелляционной инстанцией) факт рождения и смерти до истечения 168 часов ребенка, который не соответствовал определенным приказом Минздрава РФ антропометрическим параметрам, отвечающим критериям живорождения, не породил обязанность медицинской организации по выдаче медицинского свидетельства о его рождении и, соответственно, свидетельства о смерти.

Закон как «формализация идеи смерти»

Что касается анализа момента смерти, то его законодательное определение впервые было дано в ст. 9 Закона Российской Федерации от 22 декабря 1992 года № 4180-1 «О трансплантации органов и (или) тканей человека» и было связано с констатацией необратимой гибели всего головного мозга. Оно, подчеркивает судья, подвергалось резкой критике, поскольку «практике были известны многочисленные примеры, когда человек, скажем, получал острые травмы, несовместимые с жизнью, которые могли лишь через определенное время и при определенных условиях привести к необратимой гибели всего головного мозга» (Александр Пушкин ссылается на «феномен генерала Романова» ^[1]).

В ст. 66 Основ охраны здоровья граждан в Российской Федерации моментом смерти человека был признан не только момент смерти его мозга, но и его биологическая смерть — необратимая гибель человека. Закон, заявляет судья, «формализовал передовую идею, согласно которой смерть мозга наступает при полном и необратимом прекращении всех его функций, регистрируемом при работающем сердце и искусственной вентиляции легких, что позволяет провести изъятие органов и (или) тканей умершего человека». При этом диагноз «смерть мозга» устанавливается консилиумом врачей, в состав которого не могут входить специалисты трансплантологии. Биологическая же смерть устанавливается на основании наличия ранних/поздних трупных изменений и констатируется медицинским работником, добавляет Пушкин.

Но поскольку уголовный закон одинаково защищает жизнь и здоровье любого человека, сообщает далее докладчик, охране уголовно-правовыми средствами «подлежит как жизнь только что родившегося или даже рождающегося младенца, так и пожилого человека, или человека, страдающего прогрессивным неизлечимым заболеванием, а равно получившего неизлечимые последствия острой травмы, несовместимые с жизнью». Посему прекращение реанимационных мероприятий в нарушение ст. 66 Основ охраны здоровья граждан в Российской Федерации в зависимости от умысла медицинского работника образует признаки составов преступлений, предусмотренных п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ либо ч. 2 ст. 124 УК РФ.

Показательным в этом отношении является дело в отношении медицинских работников, которые обвинялись в том, что в составе группы лиц по предварительному сговору создали условия для причинения смерти другому человеку в целях использования органов потерпевшего, а именно — провели мероприятия по подготовке к операции по изъятию почек у находившегося в состоянии комы в связи с черепно-мозговой травмой больного. То есть в совершении приготовления к умышленному убийству, однако операция не началась по независящим от них обстоятельствам, поскольку их действия были пресечены прибывшими работниками правоохранительных органов и врачами госпиталя МВД РФ. По приговору Московского городского суда фигуранты уголовного дела были обоснованно оправданы за отсутствием в их деяниях составов инкриминируемых преступлений, поскольку врачи сделали все возможное для спасения жизни больного, но его смерть наступила не в результате их бездействия и неоказания помощи, не в результате неправильного лечения с учетом противопоказаний и не в результате их преступного сговора на совершение противоправных действий, а в результате тупой открытой травмы головы с переломами костей свода и основания черепа и ушибами головного мозга. Другое дело, если медицинский работник проводит операцию по изъятию органов и (или) тканей у пациента, хотя и поступившего с острыми травмами, несовместимыми с жизнью, но смерть которого еще не установлена. В этом случае медицинский работник подлежит уголовной ответственности за преступление против жизни и (или) здоровья, в зависимости от наступивших последствий.

В науке уголовного права, констатирует судья, «имеются высказывания о введении новых статей и даже глав, предусматривающих уголовную ответственность медицинских работников, усиливающих в отношении них уголовное наказание». Александр Пушкин выступает против вмешательства в уголовный закон, «который на сегодняшний день имеет достаточно действенные и эффективные средства защиты от общественно опасных деяний, в том числе совершаемых медицинскими работниками». Тем более что не все противоречия в законах, регулирующих данную сферу профессиональной деятельности, «пока преодолены», а практика привлечения к ответственности «стабилизировалась и устоялась». Главное, делает вывод служитель Фемиды, «правильно понимать закон, не допускать его необоснованного применения, не создавать у медицинского сообщества, да и у всех граждан ощущения несправедливости привлечения к уголовной ответственности».