КС объяснил, что закон не лишает права на моральную компенсацию

Москвичка Майя Трубилова чуть не стала жертвой мошенника и дошла до Конституционного суда в попытках отсудить у него моральную компенсацию. После смерти своего отца заявительница приняла долю в наследстве «в виде квартиры и денежной компенсации», но его знакомый, Евгений Крутов, подал судебный иск, по которому просил взыскать с нее «долг наследодателя» на сумму 7 млн 371 тыс. рублей, а также проценты за неправомерное пользование чужими денежными средствами в размере 716 тыс. рублей.

Поначалу Чертановский районный суд Москвы иск удовлетворил. Но после того как Верховный суд РФ в январе 2014 года отменил это решение и направил дело на новое рассмотрение первой инстанции, тот же суд в иске Крутову отказал. Более того, год спустя Чертановский райсуд признал его виновным «в совершении покушения на мошенничество в особо крупном размере, не доведенного до конца по не зависящим от него обстоятельствам» (ст.159 УК РФ). Крутова обязали выплатить в пользу потерпевшей судебные издержки в размере 6 тыс. рублей. Но Трубилову это не устроило: она требовала взыскать с нарушителя компенсацию морального вреда в размере, практически идентичном сумме мошеннического иска — 7,5 млн рублей. Но суд отказал ей в этой части. Апелляционная коллегия по уголовным делам Московского городского суда в марте 2015 года оставила приговор без изменения, а в принятии кассационных жалоб потерпевшей отказали. Сам Крутов на суде заявил, что полагает заявленный размер компенсации завышенным.

В КС Трубилова оспаривала конституционность нескольких законодательных норм, устанавливающих механизм компенсации морального вреда. Ей показалось, что они ставят запрет на получение компенсации в таких случаях, как у нее — когда произошло нарушение имущественных прав потерпевшего. Оспариваемыми нормами стали ч.1 и ч.4 ст.42 УПК РФ, согласно которым потерпевшим является физическое лицо, «которому преступлением причинен физический, имущественный, моральный вред», а «размер возмещения определяется судом при рассмотрении уголовного дела или в порядке гражданского судопроизводства». А также ч.4 ст.159 УК РФ, устанавливающая содержание понятия «мошенничество». Подверглась критике со стороны Трубиловой и ст.151 ГК РФ, согласно которой, если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания), суд принимает во внимание «степень вины нарушителя, степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями гражданина, которому причинен вред».

Сегодня одна из главных причин отказов или удовлетворения компенсации морального вреда в крайне низких пределах — следствие судейского усмотрения, комментирует сложившуюся практику Игорь Дергунов, старший юрист адвокатского бюро «Соколов, Трусов и партнеры». Проблема, на его взгляд, состоит в том, что судьи воспринимают такие компенсации как инструмент обогащения истцов и, препятствуя тому, чтобы суд превращался в место заработка, «забывают про справедливость возмещения».

Отказав в принятии жалобы к рассмотрению, КС написал в опубликованном 30 июня решении по делу: «Современное правовое регулирование не исключает возможности компенсации морального вреда, причиненного действиями (бездействием), нарушающими и имущественные права гражданина», и оспариваемые нормы «не предопределяют отказ в компенсации морального вреда лицу», основываясь лишь на том, что совершенное преступление посягает на имущественные права. В этом деле основанием для отказа было прямое решение суда: «суды пришли к выводу, что доказательств, свидетельствующих о причинении физических или нравственных страданий, не представлено», а противоречить решениям судов или оценивать их заново КС не имеет права.

Однако судьи все же объяснили заявительнице, почему по ее делу принято такое решение: «Суды исходили из того, что действия осужденного были направлены на причинение потерпевшей имущественного ущерба», «доказательств, свидетельствующих о причинении ей физических или нравственных страданий, не представлено», а фактической возможности распорядиться денежными средствами потерпевшей он «так и не получил». Кроме того, осужденный признал свою вину, раскаялся в содеянном и «в судебном заседании принес потерпевшей свои извинения», отметил в своем решении Конституционный суд.

«В целом практика таких взысканий по имущественным спорам сегодня положительна для пострадавших», — говорит Павел Ивченков, юрист бюро «Деловой фарватер». По его словам, если они являются жертвами покушения на имущество и могут доказать факт перенесенных из-за этого физических или нравственных страданий, то «суд обычно встает на их сторону, но зачастую уменьшает размер запрашиваемой компенсации». В этом деле истице просто не удалось доказать наличие причиненного вреда, уточняет юрист. А сделать это обычно можно «справками об ухудшении здоровья на фоне преступления, нервными срывами, депрессиями» или даже «травлей в соцсетях».

«Должно быть достаточно ясным то, что чувство Дамоклова меча, занесенного вследствие действий лица, преступившего уголовный закон, не требует доказывания несения моральных и нравственных страданий в течении длительного времени», — считает Дергунов. «Современная практика компенсации морального вреда в России ждет кардинальных изменений», — добавляет он.

Сегодня, например, по делам о защите прав потребителей последние освобождены от доказывания факта и размера причиненного морального вреда (в соответствии с п.17 Постановления Пленума ВС РФ от 28.06.2012 № 17), говорит Дергунов. Таким образом, «абсурдным выглядит то, что по делам о компенсации морального вреда на потерпевших ложится бремя доказывания», отмечает эксперт.