Некоторые дела вызывали оторопь: адвокат Екатерина Астафьева о восьмилетнем опыте работы судьей

Чтобы быть адвокатом, нужно не только знать законы и уметь строить линию защиты, но также понимать все тонкости процесса и разбираться в психологии судей. Становится ли опыт работы в суде козырем для адвоката, мешают ли судьям эмоции и какие есть проблемы с осуществлением правосудия — об этом мы расспросили адвоката коллегии DEFENCE Екатерину Астафьеву, которая проработала в судебной системе 14 лет, из них судьей — восемь лет.

— Екатерина, вы работали судьей Тимирязевского районного суда Москвы и Мосгорсуда. Какие рассмотренные вами дела особенно запомнились?

— Одно дело было с присяжными — там было убийство без трупа (его не нашли), также подсудимому вменяли мошенничество и предоставление ложных сведений в регистрирующий орган. Буквально неделю назад я увидела, что мое решение устояло в кассации в Верховном суде РФ. Для судьи это очень важно, потому что это говорит о качестве моей работы. В другом довольно кровожадном деле я впервые в жизни назначила пожизненное заключение, дело тоже прошло все инстанции, и приговор устоял.

— Что это было за дело?

— Обстоятельства такие: женщина средних лет, имеющая ребенка, познакомилась с молодым человеком в интернете. Они переписывались и решили встретиться. Почему-то она решила позвать его к себе домой, хотя ничего не знала о нем. Дома находился ее сын примерно двенадцатилетнего возраста. Вдруг у нового знакомого возник умысел убить женщину и он нанес ей много ранений. На крики выбежал мальчик, в руках он держал гвоздодер и хотел защитить мать. Но поскольку силы были неравны, мужчина убил и его разными способами — ударил по лицу, ножом, гвоздодером, а потом замотал лицо пленкой и задушил. Насколько я знаю со слов следствия, [глава СКР Александр] Бастрыкин посмертно наградил мальчика орденом «За мужество». Интересы потерпевших представляла в процессе мама убитой женщины. Именно она подняла шум, когда ее дочь перестала выходить на связь, а внук — появляться в школе. Она даже не смотрела в сторону подсудимого в процессе.

Я назначила пожизненное, потому что этот гражданин до того был дважды судим за аналогичные насильственные преступления — сначала за одно убийство, а затем он в местах не столь отдаленных убил сокамерника. Девушка этих подробностей знать не могла. Когда он вышел, то находился под административным надзором. Преступление совершил в ночное время, когда ему нельзя было покидать дом. Мне пришлось даже вынести частное постановление в адрес надзирающего органа, потому что если бы они хорошо выполняли свою работу, возможно, трагедии не случилось бы.

— Были ли для надзирающих органов последствия?

— Теоретически должны были быть, возможно, возбудили дело о халатности. Но дальше я уже не следила за развитием событий. Мне важно было восстановить справедливость и обратить внимание на ненадлежащую работу надзирающих органов.

— Было ли тяжело психологически заниматься подобными делами? Как вы себя чувствовали, рассматривая подобные дела?

— Порой какие-то дела вызывали, мягко говоря, оторопь. Со временем привыкаешь и смотришь на это, как на работу, но все равно невозможно полностью абстрагироваться. Вышеупомянутое дело мне очень запомнилось.

— Эмоции мешают судье быть объективным?

— Нет. Я бы сказала, что не мешают, можно думать что угодно, но в любом случае судья выносит решение на основании совокупности доказательств. Если есть совокупность доказательств, подтверждающих вину, судья не может не вынести обвинительный приговор. И наоборот — если совокупности доказательств нет и нет состава преступления, судья выносит оправдательный приговор.

— Но бывает такое, что по одному и тому же преступлению выносятся очень разные наказания. За то же убийство — кому-то пожизненное, а кому-то пять — семь лет.

— В УК есть нормы, регламентирующие применение смягчающих наказание обстоятельств. Например, если человек признал вину, раскаялся в содеянном, на иждивении имеет десять детей, у него престарелые родители, он возместил ущерб или активно способствовал раскрытию преступления, то статья 62 УК РФ указывает на сроки, которые могут применяться при таких обстоятельствах. Наказание всегда назначается с учетом смягчающих либо отягчающих обстоятельств. Судейское усмотрение, конечно, есть, но срок всегда назначается с учетом конкретных обстоятельств, поведения подсудимого во время совершения преступления и после.

— В чем сложность работы судьей в России?

— Могу отметить большую занятость судей. Работа очень ответственная, уголовных дел с каждым годом становится только больше. Однажды я разговаривала с коллегой из Италии и сказала, что у нас есть разумные сроки рассмотрения дел, чтобы люди не ждали и это не накапливалось. А он говорит: «Да? У вас есть сроки рассмотрения дел? У нас их нет». Я спрашиваю: «А сколько вы дела можете рассматривать?» Он отвечает: «Ну, год, два, три…» Для России это невозможно, да и что там три года рассматривать, если дело небольшое?

— По поводу роста числа уголовных дел. Несмотря на то, что у нас курс на гуманизацию, почему оно только растет?

— Растет криминогенная обстановка, видимо. Те же наркотики никто не отменял, а это большой пласт преступлений. Количество дел о мошенничестве с каждым годом только увеличивается, а также кибер- и валютных преступлений.

— Есть ли проблемы в судебной системе в России?

— Да, есть. Хочется сказать, что каждому судье положен аппарат — помощник и секретарь. Это очень важные люди для судебной системы. Но с такими кадрами часто бывает текучка, потому что у них очень маленькая зарплата и большая рабочая нагрузка.

— Будучи судьей, чувствовали ли вы давление со стороны общества, беспокоились, что знакомые осужденного могут до вас добраться?

— Было небольшое волнение, когда СМИ приходили в процесс, потому что журналисты могли исказить какие-то факты, в разных источниках одна и та же фраза могла быть подана по-разному. А в остальном — особо не чувствовала давление. Есть институт защиты судей: если вам поступила жалоба, письмо или в судебном заседании что-то [угрожающее] высказали, об этом сообщается и судье предоставляется охрана. Такие прецеденты были — в 2010 году в подъезде собственного дома был убит судья Мосгорсуда Эдуард Чувашов. Тогда я еще была помощником в том же суде, но мы все этот случай очень хорошо помним.

— Лично вам не приходилось обращаться за защитой?

— Нет, к счастью, не приходилось.

— Есть такое мнение среди адвокатов, что позиция по делу уже известна, от адвоката ничего не зависит и его роль — просто сидеть и присутствовать, как положено по УПК. Вы с этим согласны?

— Нет, это не так. Когда адвокат говорит по существу, судья всегда обращает внимание на доводы и проверяет их. Более того, он обязан их проверить. В моей практике были случаи, когда доводы адвоката были абсолютно обоснованы и я принимала их.

— Почему вы решили оставить профессию судьи и уйти в адвокатуру?

— Мне захотелось больше времени проводить с семьей, иметь больше свободного времени для себя. У адвоката более свободный, плавный график, но тоже бывает много работы и она очень ответственная. Именно от адвоката зависит, как будет развиваться дело и какой будет результат. Всегда надо думать о том, чтобы минимизировать риски для клиента и выйти с наилучшим возможным результатом.

— Есть ли для вас какие-то сложности в работе адвокатом?

— С судами у меня все отлично, потому что я знаю, как работает эта система, плюс сейчас они больше ориентированы на помощь гражданам, чем раньше. Суды десять лет назад и сейчас — совсем разные. Сейчас есть электронные сервисы, многое можно сделать удаленно, сотрудники судов адекватно относятся к посетителям, которые, например, хотят ознакомиться с делом. Со следствием вроде тоже сложностей не возникало. Если раньше я просто изучала результаты следственных действий, то сейчас в этом непосредственно участвую. Мне нравится, это интереснее.

— С вашим адвокатским опытом, глядя в судейское прошлое, вы видите, что совершали ошибки?

— Я самоуверенно отвечу: нет. Поскольку у меня очень мало отмен в вышестоящих инстанциях, могу сказать, что я не ошибалась. Решения публикуются на портале столичных судов, их можно посмотреть. Бывало, что защитники обоснованно продавливали свою позицию. Например, был случай, когда я работала в апелляции Мосгорсуда. На подсудимого повесили кредит в два миллиона долларов. Что-то пошло не так, его уволили, а фирма, ради которой он влез в долги, закрылась. Кредиторы стали требовать деньги. Адвокат сказал, что подсудимый не против платить, но у него зарплата тридцать тысяч рублей и алиментные обязательства двадцать пять тысяч. Я стала изучать статью «Злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности», она в те годы была еще не особо распространена. По итогу прекратила дело за отсутствием состава преступления. Что такое злостность? Это когда есть заводы, моря, пароходы, а ты кредит не платишь. А у подсудимого действительно — одна комнатушка, двое детей на иждивении и зарплата тридцать тысяч. Даже если он получает чуть больше, все равно такую сумму платить нереально.

— А были ли у вас еще оправдательные приговоры?

— Были полуоправдательные в Тимирязевском районном суде. Одно из дел было связано с наркотиками, два эпизода — покушение на сбыт и один оконченный сбыт. Санкция предусматривает от десяти лет лишения свободы. Стали разбираться — и получилось, что в итоге по первому эпизоду подсудимый хранил наркотические средства для себя, а по второму доказательства основывались только на словах одного человека. При таких обстоятельствах я посчитала, что доказательств недостаточно. По первому эпизоду я перешла на более мягкую статью о хранении без цели сбыта, а по второму — оправдала.

— Это решение устояло в апелляции?

— Да. Обжаловал это решение сам осужденный. Он был согласен с приговором, но просил меньший срок заключения. Ему отказали.

— Как думаете, почему в России так мало оправдательных приговоров?

— Сначала дело расследует следователь, потом его читает прокурор, потом оно приходит в суд. Какие-то дела отсекаются на стадии возбуждения. Прокурор тоже может обратить внимание следователя на то, есть ли состав преступления. Если взять статистику, то около пятидесяти процентов дел рассматривается в особом порядке, то есть обвиняемый признал вину, согласен с предъявленным обвинением и раскаивается в содеянном. Также в значительной части дел обвиняемый признает вину уже в процессе.

— Мы знаем, что часто следователи убеждают фигурантов признать вину, обещая небольшие или условные сроки, или даже угрожают…

— Для этого и есть адвокаты. Как раз для того, чтобы защитить клиента от неправомерных действий следствия.

— Вам помогает опыт работы судьей в адвокатской профессии?

— Мне помогает знание процесса. Благодаря этому я не допускаю его ухода в неконтролируемое русло. Например, если я представляю потерпевших, а оппоненты начинают задавать вопросы, не относящиеся к делу, я всегда могу попросить снять этот вопрос, поскольку он не относится к делу. И судья, реагируя на мое ходатайство, отводит такие вопросы.

— Почему в делах с участием присяжных в России двадцать процентов оправданий, а без их участия — три?

— Потому что присяжные руководствуются эмоциями, а судья — нормами закона и личным убеждением. Я работала шесть лет судебным секретарем и сидела в суде присяжных. Я видела, как реагирует коллегия [суда присяжных] на выпады со стороны защиты и прокуроров. Им не чужда личная симпатия, в том числе к подсудимым. Часто такое отношение основано на сериалах и телепередачах. Судья смотрит на процессуальную сторону вопроса, а присяжные — на факты. С ними говорят не на юридическом языке. Но присяжных отобрать сложно — нужно собрать шестьдесят человек в одном месте. Бывают очень сознательные граждане. Но нужно, чтобы они еще подходили под критерии, указанные в законе, и чтобы регулярно ходили на заседания в течение всего процесса. Он может длиться от месяца до полугода.

— Для судьи есть разница, суд с присяжными или без?

— Конечно, есть целый раздел УПК РФ и Пленум ВС по этому поводу. Например, сторонам нельзя доводить до присяжных сведения о личности подсудимого. Если защитник пытается это сделать, то судья его останавливает или просит присяжных не принимать во внимание те или иные реплики. Судья должен успеть это пресечь, но даже если он успел, то присяжные все равно уже слышали те или иные сведения. Могу сказать, что девяносто девять процентов выбирают суд присяжных, чтобы так хулиганить в процессе. Вот поэтому и двадцать процентов оправданий.

— Что вы узнали о людях, работая судьей и наблюдая все эти истории (семейные и не только), порой страшные, порой драматичные? Вынесли ли вы из них что-то для себя?

— Не назову себя тонким психологом, но мне кажется, с опытом я научилась различать, когда идет линия защиты, когда врут, а когда говорят искренне. Работа была очень интересная, я любила процессы и сейчас люблю в них приходить, мне нравится состязательность. Наверное, поэтому я и стала адвокатом — чтобы не терять эту ниточку, связывающую меня с судами и предыдущей профессией, а также ценный опыт, наработанный годами.