«Правосудие должно быть неотвратимым и дорогим»: эксперты высказались о проблеме преюдиции

«Преюдиция как инструмент ухода от ответственности» – таким было название у круглого стола, состоявшегося в Госдуме в прошлую пятницу. Участники дискуссии признали наличие проблемы, поделились историями из практики и попытались ответить на вопрос, как оградить отечественное правосудие от подобных манипуляций.

В российском законодательстве понятие «преюдиция» установлено в нескольких актах, регулирующих судебное производство на территории России, – это ГПК, УПК и АПК РФ. С одной стороны, преюдиция значительно облегчает ведение процессов, избавляя их участников от проверки обстоятельств, которые уже были изложены во вступивших в силу вердиктах. С другой стороны, она же может использоваться как эффективный инструмент для ухода от ответственности, на что и обратили внимание эксперты.

Примеры нашумевших преступлений против правосудия следовали один за другим. Гендиректор Центра политической информации Алексей Мухин вспомнил нашумевшее дело Константина Пономарева, которое нынче слушается в Люберецком суде. По версии следствия, главный фигурант процесса организовал против себя иск о клевете, который позволил ему прекратить два уголовных дела.

«Чтобы оценить масштаб, просто подумайте: с 2010 года ни Пономарев, ни его компании до сих пор не заплатили налогов с 25 миллиардов рублей. И никто не может его поймать, потому что у него хорошие адвокаты и они ловко используют суды», – отметил политолог.

«Я не удивлюсь, если завтра процесс будет просто закрыт, потому что кто-то возьмет вину на себя, появится новая преюдиция или того хуже – во всем окажется виноват следователь, потерпевший или адвокат», – пошутил Мухин.

В свою очередь, другой участник круглого стола, управляющий партнер адвокатского бюро «Бартолиус» Юлий Тай вспомнил дело Романа Савушкина против Объединенной вагонной компании. ОВК решила предоставить поручительство своим «дочкам», вынесла согласование сделки на собрание акционеров с тем условием, чтобы держатели бумаг, не участвовавшие в голосовании, получали возможность продать доли в предприятии. Однако гендиректор ОВК и ее миноритарий Роман Савушкин оспорил уже принятые решения, сославшись на то, что данные сделки относятся к компетенции гендиректора, а не акционеров. Сейчас разбирательство продолжается в кассации.

Как считает Юлий Тай, здесь «важно не только, как решится этот спор, но и назовут ли судьи все своими именами. Или будут в казуистике корпоративного права решать, кто прав, кто не прав, вместо того, чтобы честно и откровенно сказать, что это технический иск и что суд вообще не должен в таких случаях никого защищать».

В качестве еще одного примера злонамеренного использования преюдиции было названо дело фонда USP против Владимира Груздева, экс-губернатора Тульской области. Когда фонд пытался продать АО «Модный континент» сейшельской фирме Sisal Artis Holdings, та отказалась от сделки уже после заключения соглашения, сославшись на то, что АО контролировалось Груздевым, занимавшим пост главы региона, и арбитраж Воронежской области удовлетворился этим объяснением. Однако Груздев подал апелляцию, в которой настоял на удалении из вердикта упоминания о своей аффилированности с «Модным континентом», и добился требуемого. «К моему сожалению, суд не написал истинную причину отмены этого акта. Он не написал открытым текстом, что иск не отвечает второй статье Арбитражного процессуального кодекса о целях и задачах судопроизводства», – прокомментировал Юлий Тай.

Депутат от фракции «Единая Россия» Алексей Кобилев разделил приведенные примеры с искусственно созданной преюдицией на две составляющие: многочисленные манипуляции с правосудием и уголовные преступления против него с фальсификацией документов, ложными доносами и так далее.

«В обоих случаях речь идет о дискредитации всей системы правосудия, поскольку закон используется для решения конкретных экономических споров. Это сильно влияет на инвестиционный климат страны, не говоря уже об интересах государства и граждан», – сказал Кобилев, отметив, что в 90-х распространенной болезнью страны был рэкет, который сегодня сменился на более элегантную, но от этого не менее опасную игру с правосудием.

По его словам, факт признания в суде вины Пономарева или ему подобных есть безопасность всей судебной системы, поэтому наказание должно быть неизбежным и очень суровым.

В свою очередь, Мухин посетовал, что за подобными преступлениями, как правило, стоят очень большие деньги, что является синонимом возможностей и давления на судей и следствие. «У того же Пономарева, по скромным оценкам, их около $800 миллионов. Возможно, стоит подумать об особом порядке рассмотрения подобных дел», – добавил он.

Все участники согласились, что в противодействии манипулированию более эффективными станут изменения в регуляторной практике. Возможно, необходимо проработать свод новых поправок, которые позволят сократить саму возможность сутяжничества, сделать ее менее выгодной.

«Все предусмотреть в законодательстве невозможно. Народ у нас изобретательный. Однако мы можем добавить определенные барьеры, сократив тем самым пространство для маневра, повысить его стоимость и риски», – подчеркнул Кобилев.

В частности, были предложено повысить компенсацию судебных расходов.

«У нас есть один институт, существующий с 2002 года, в виде компенсаций судебных расходов. Но он фактически не используется, потому что суды […] не хотят на себя эту смелость брать», – сказал Тай.

Вместе с тем этот механизм был создан как раз для борьбы со злоупотреблениями в преюдиции.

«Я уверен, что если бы в наказание суд взыскивал в полном объеме все траты, понесенные стороной, которой приходится отбиваться от искусственно придуманных исков, то они бы (те, кто злоупотребляет – прим. авт.) несколько раз подумали, стоит ли это делать», – подчеркнул Тай.

Сергей Завриев из Института законодательства и сравнительного правоведения при правительстве РФ продолжил эту тему.

«Что касается судебных актов… Один из механизмов отсрочки исполнения обязательств – это обращение в суд. Во-первых, это дешево, пошлины минимальные. Признание права собственности на завод стоимостью 100 млн руб. – пошлина 6 000 руб. Максимальная в арбитражном процессе сумма государственной пошлины от цены иска, если не путаю, 200 000 руб. Это не самые большие деньги для хозяйствующих субъектов […]. Получается, что рассмотрение дела в суде сторонам, в сущности, ничего не стоит», – отметил Завриев.

По его словам, в зарубежной практике можно часто услышать: «Они в суд не пойдут, потому что там их обдерут до нитки и будет себе дороже. В том смысле, что если ты затеял игру и ее распознают, то, может, тебя в тюрьму не посадят, но то, что у тебя имущества и денег на расходы и издержки не останется, гарантировано».

«Механизм есть (в России), но суммы незначительные. Люди не боятся брать на себя риск посудиться, потому что он ничего не стоит. Правосудие должно быть дорогим, и в этом нет ничего зазорного», – сказал Завриев.

При этом он подчеркнул, что это касается только споров хозяйствующих субъектов и не должно применяться к разбирательствам «малозащищенных слоев».