Из доклада судьи ВС Владимира Боровикова следовало, что председатель Красноярского краевого суда Николай Фуга в своем представлении в ККС сослался "на один-единственный эпизод", свидетельствовавший о совершении судьей Пресняковой дисциплинарного проступка: 21 марта 2017 года она, выйдя из совещательной комнаты, огласила "неизвестный по содержанию и сущности документ" по делу гражданина Гнидаша, обвиняемого в многочисленных кражах.
По версии региональной ККС, это был "черновой вариант приговора", подлинника же на тот момент вовсе не существовало (официальная копия была вручена Гнидашу лишь в апреле).
– Получается, что приговор был постановлен вне совещательной комнаты, – подчеркнул Боровиков. – Судья же, как вы знаете, обязан выйти и огласить уже подписанный приговор, и никак иначе!
По этому же делу Пресняковой ставили в вину нарушение "разумных сроков" – оно находилось в производстве без малого пять месяцев, хотя "не представляло особой сложности".
Фуга сослался также, "не раскрывая сути", на два частных определения по делам Пресняковой, одно из которых оказалось для нее, без преувеличения, роковым. ККС в итоге раскрыла этот эпизод: речь шла о деле гражданина Бачило, обвиняемого в развратных действиях в отношении несовершеннолетнего. В своем приговоре судья "использовала слова и выражения, которые неприемлемы для официальных документов". Как сама Преснякова рассказала репортеру Legal.Report в кулуарах Верховного суда, камнем преткновения стало просторечное "детское" слово, начинающееся на букву "п" и обозначающее гениталии лиц обоих полов.
Квалифколлегия согласилась с доводами председателя краевого суда и досрочно прекратила полномочия Пресняковой за грубое нарушение процессуального законодательства и умаление авторитета судебной власти. Судья неудачно пыталась обжаловать данное решение в ВККС, после чего и подала жалобу в Верховный суд.
Едва председательствующий Сергей Рудаков предложил перейти к исследованию доказательств, как ему пришлось прервать Преснякову. Судья громко жаловалась на то, что не получала возражений на свою жалобу со стороны ККС, и пыталась уточнить адрес, по которому они были отосланы.
– Ну да, я же тут никто и звать меня никак, – обиделась она. – Дадите мне слово?
Получив положительный ответ, Преснякова изложила свою версию событий. В частности, по ее словам, положенные в основу решения ККС соответствующие объяснения сотрудников Козульского райсуда насчет приговора Гнидашу не соответствуют действительности. Отрицала она и все прочие доводы квалифколлегии. Судья утверждала: 21 марта ей был постановлен "законный и обоснованный приговор", – а то, что было совершено позже, прямо назвала фальсификацией. Как сообщила она, новый председатель Козульского суда Ольга Чижикова, "чего-то боясь", с ходу инициировала проверку, с чего у Пресняковой и началась череда проблем, она оказалось "во всем виноватой" – причем и "за всех прочих судей".
– Не могу смириться с тем, что меня уволили! – вскричала в какой-то момент судья. – Эта профессия – вся моя жизнь…
– Вы что оглашали-то все-таки по делу Гнидаша? – поинтересовался Рудаков.
– Приговор, нормальный приговор! – заверила его Преснякова.
– Вы его где изготовили?
– Где положено, в совещательной комнате… И подсудимый никаких жалоб не подавал потом! Да, и конверт с приговором я направила в установленный срок.
Вручить подобный документ человеку в Красноярском крае порой достаточно проблематично, добавила Преснякова. "Вот он ушел в тундру свою или в тайгу – и ищи его", – посетовала она. Приговор же, подшитый к делу Гнидаша, проверяющие, скорее всего, в свое время просто "не заметили".
– Краевой коллегией и самой Пресняковой высказываются прямо противоположные суждения, – отметил Боровиков. – Одна сторона утверждает – приговор был, другая – нет…
После этого Преснякова вновь заявила: никто до определенного момента не оспаривал ее действия, все началось после прихода Чижиковой, когда "зависимые от нее сотрудники" дали компрометирующие судью объяснения "под диктовку" нового председателя суда. Да и в протоколе президиума Красноярского краевого суда (он предшествовал заседанию ККС, и в ходе него судье задали немало неприятных вопросов) в ее отношении "много такого, чего и вовсе не было".
– Вы хотите сказать, что протокол сфальсифицирован? – строго спросил Рудаков.
– Я не знаю, кто его сфальсифицировал, но некоторые фразы, которые потом сыграли против меня, точно не звучали! – ответила судья. – Кстати, и работники нашего суда не раз говорили мне, мол, они дают такие объяснения, какие им велят.
– То есть вы утверждаете, что люди откровенно лгут? – наступал Рудаков.
Преснякова смутилась. Но на вопрос "Зачем кому-то надо было затевать всю эту историю с приговором?" уверенно ответила: "Это знает только Чижикова, она хотела опорочить меня! Проблема создана и раздута искусственно!"
Рудаков зачитал материалы из дела: апелляция, направившая дело Гнидаша на новое разбирательство, в своем акте указала, что 21 марта Пресняковой был оглашен "черновой вариант приговора", содержание которого "идентично тексту обвинительного заключения", – после чего судья заметно пала духом.
Рудаков тоже удивился полной идентичности обвинительного заключения и приговора, вплоть до запятой. "И абзацы совпадают, и размер текста," – подтвердила судья коллегии Ирина Кочина.
– Вы применяете такую практику, да? Текст обвинительного заключения в приговор переносите? – поинтересовался председательствующий. – Почему все одинаковое-то? Мы ведь внимательно смотрели.
– Я считаю, что неодинаковое, – вяло парировала Преснякова. Стало понятно, что ее позиция перед лицом коллегии еще больше слабеет.
– Очень хочется узнать, – вступила в диалог Кочина, – а что именно помешало вам вручить копию приговора именно 21 марта, раз он был готов?
– Это ведь вопросы не только ко мне, но и к аппарату суда, – Преснякова совсем потерялась.
– Вы огласили приговор – так и вручите! – недоумевал Рудаков.
– Да, это нарушение, знаю, – тихо-тихо сказала судья.
Выходит, подытожил Рудаков, Преснякова по факту выбрала такую схему работы, при которой в приговор после оглашения могли вноситься правки, "а это совершенно недопустимо".
Коллегия перешла к делу обвинявшегося в педофилии Бачило. Преснякова напирала на то, что указала способ совершения преступления, просто "применив слово из показания потерпевшего". Боровиков же спросил, какую лексику в "острых" моментах предпочла использовать пересмотревшая позже дело Чижикова.
– Ушла ли она от этих самых формулировок? – уточнил он.
Преснякова быстро начала отвечать, что там осталось "вроде бы то же самое".
– У меня такой вопрос, – довольно сурово перебил ее Рудаков, листавший дело. – Вы вообще научились работать, не переписывая приговор с обвинительного заключения, а? Научились вы изготавливать приговоры, как того требует закон?
– Научилась вроде, – прошептала смущенная Преснякова.
Слово получил представитель ККС Красноярского края Андрей Малякин.
– Судья фактически перенесла обвинительное заключение в приговор, а также использовала недопустимые слова, – подтвердил он. – Тут должен быть официально-деловой стиль! Не нужно никаких просторечных фраз… такие неуместные подробности и дословное воспроизведение показаний никак не оправдано, это любой судья знает.
Все это позволило Малякину заподозрить Преснякову не только в отсутствии такта, но и в непрофессионализме и низкой квалификации.
Рудаков, будто бы решив дать Пресняковой последний шанс, поинтересовался, на каком счету она была все эти 16 лет работы в суде. Была зачитана последняя характеристика, из нее следовало, что судьей систематически "нарушаются сроки рассмотрения дел всех категорий", допускается волокита, к соблюдению сроков принятия дел в производство она "относится безразлично", а к процессуальным обязанностям – "небрежно".
Впрочем, Боровиков озвучил и чрезвычайно положительную характеристику, в которой Преснякова именовалась добросовестной, трудолюбивой и требовательной к себе судьей, которая "отличается самостоятельностью мышления" и "быстро и правильно ориентируется в действующем законодательстве". Более того, незадолго до начала негативных для Пресняковой событий ей был присвоен пятый квалифкласс. На это Малякин заметил, что до отдаленного Козульского суда у начальства "руки не доходили" и решение о "повышении" было, скорее всего, ошибочным.
Преснякова бросилась что-то возражать, на что председательствующий сделал ей замечание, отметив, что "судья должна знать процедуру" и слово ей еще дадут.
– Я не судья уже! – отчаянно выкрикнула она.
В последнем слове бывшая судья сказала:
– Меня обвиняют в порочности приговора незаконно! Я надеялась, что ВККС меня как-то защитит, но все оказалось не так… Вообще, я считаю, имело место просто непорядочное отношение к коллеге. Я мать-одиночка, не могу теперь устроиться на работу. Как жить дальше – не представляю…
Не выдержав напряжения, Преснякова покинула заседание, пока судьи изготавливали резолютивную часть решения, – на это у них ушло более часа. Когда члены коллегии вышли из совещательной комнаты и не увидели Преснякову в зале, они были несколько удивлены, однако Сергей Рудаков не нашел препятствий для оглашения решения. В удовлетворении жалобы судье было ожидаемо отказано.
Ваше сообщение отправлено редакторам сайта. Спасибо за предоставленную информацию. В случае возникновения вопросов с вами могут связаться по указанным контактам.