Российская адвокатура находится на пороге новой реформы, в рамках которой поставлена задача поднять ее авторитет, что невозможно без эволюции самого адвокатского сообщества. Серьезной и необходимой частью этих изменений могло бы стать совершенствование норм профессиональной деятельности, то есть разработка нового КПЭА. Сообщества адвокатов по всему миру вырабатывают унифицированные правила, которым должно отвечать поведение их членов, адвокатская этика как система моральных ориентиров — основа этой профессии. Рассмотрим некоторые подходы к такому регулированию параллельно с Бельгией, которая мне представляется удачным примером для сравнения по двум причинам.
Во-первых, сопоставимые с Россией периоды создания и деятельности национальных адвокатских корпораций (российская судебная реформа — 1864 год, создание Бельгии как независимого государства, предопределяющее самостоятельное развитие всех его институтов, — 1830 год). Во-вторых, Королевство Бельгия и его национальные институты, включая адвокатуру, могут рассматриваться как пример типичной Старой Европы с ее эволюционным развитием, основанным на традициях и европейских ценностях, что дает интересный и репрезентативный материал для сравнительного анализа.
В силу единых принципов профессии подходы к регулированию этики в адвокатских корпорациях России и Бельгии, естественно, имеют ряд общих черт. В обеих странах государство лишь обрисовало общие принципы в соответствующем законодательстве об адвокатуре, оставив непосредственные формулировки этических правил, их применение в повседневной деятельности, а также определение форм и методов контроля за их соблюдением самим адвокатским объединениям.
В РФ Кодекс профессиональной этики адвоката (далее КПЭА) был принят в 2003 году на Первом Всероссийском съезде адвокатов и с несколькими изменениями действует и в настоящее время. В Бельгии существуют два независимых адвокатских объединения, исторически сформированных по языковому принципу — Orde van Vlaamse Balies (OVB) и Orde des Barreaux Francophones et Germanophones (OBFG). Оба они приняли собственные кодексы этики, которые разнятся в деталях, но при этом сходны в предмете и подходах к регулированию. В настоящий момент действует Codex Deontologie voor Advocaten, принятый 25 июня 2014 года, и Le Code de déontologie de l’avocat от 11 ноября 2012 года (далее по тексту — Кодексы этики адвоката). Таким образом, в обеих странах вопросы этики в деятельности адвоката регулируются нормативными актами, разработанными и принятыми самими профессиональными сообществами. На них же возложен и контроль за соблюдением установленных правил, и дисциплинарное производство (КПЭА — раздел второй).
Кодексы адвокатской этики в обоих государствах также формулируют и регулируют основные принципы адвокатской деятельности и, прежде всего, принцип независимости адвоката; понятие адвокатской тайны и связанные с ней практические вопросы; правила взаимоотношений адвоката с клиентами, коллегами, органами власти и управления, судебной системой; понятие конфликта интересов и практические действия, требуемые при его возникновении; нормы рекламы адвокатской деятельности. При различной степени детализации здесь следует отметить как минимум общий предмет регулирования и схожие подходы.
В то же время бельгийские кодексы трактуют предмет регулирования значительно шире, чем КПЭА, вплоть до устройства офиса. Они подробно описывают и правила доступа к профессии, организацию практики и стажировки, и взаимодействие с третьими лицами — свидетелями, журналистами. Значительное внимание уделено регулированию взаимоотношений внутри адвокатских сообществ. Таким образом, оба бельгийских профессиональных объединения независимо друг от друга пошли по пути создания именно кодексов, то есть правовых актов, содержащих систематизированные нормы.
Даже при понимании того обстоятельства, что некоторые нормы носят организационный характер, мне этот подход представляется обоснованным. Работа адвоката специфична, каждое его действие неразрывно связано с этикой профессии, поэтому правомерно и целесообразно расширить регулирование на все грани адвокатской деятельности.
Примером оправданности такого подхода может служить включение в Кодекс этики адвоката OVB норм, регулирующих права и обязанности адвоката в рамках предотвращения отмывания денег и финансирования терроризма. Они четко определяют области деятельности, на которые распространяются соответствующие требования; критерии оценки информации, алгоритм отношений с клиентом по этим вопросам, включая перечень условий, при которых адвокат может не отказываться от исполнения поручений клиента; ситуации, при которых он обязан раскрывать полученную информацию или, наоборот, освобожден от этой обязанности; порядок подачи Декларации о подозрении в отмывании денег и финансировании терроризма, участие в этом органа управления адвокатского объединения. Аналогичные рекомендации своим членам дает и OBFG.
Не вдаваясь в дискуссию, насколько такого рода деятельность совместима с принципами работы адвоката вообще, отмечу, что регулирование подобных вопросов, носящих, в общем-то, организационный характер, кодексом адвокатской этики мне представляется правильным решением именно в силу их этической неоднозначности. Таким образом, бельгийские кодексы можно охарактеризовать как нормативные акты с высокой степенью систематизации норм, стремящиеся к универсальному регулированию всех сфер адвокатской деятельности. Они составлены таким образом, что адвокат всегда может сверить планируемые действия с их требованиями. Помимо правовой логики, это просто удобно в повседневной работе. Я бы мог охарактеризовать оба эти кодекса тремя словами: ясно, удобно, исчерпывающе.
Обращаясь к тексту КПЭА, отмечу, что его главное достоинство — сам факт существования. Из недостатков в первую очередь обращает на себя внимание искусственно зауженный предмет регулирования. Авторы неудачно пытались вычленить из всех многообразных правоотношений, в которые ежедневно вступает адвокат, непосредственно связанные с этикой. Представляется, что профессиональная этика — это система моральных принципов, норм и правил поведения адвоката. В этой ситуации более правомерен продемонстрированный выше подход бельгийцев, регулирующих практически все основные сферы правоотношений, в которые вступает адвокат.
Во-вторых, кодекс в классическом понимании — это нормативный акт, содержащий систематизированные нормы регулируемой отрасли. Уровень же систематизации в КПЭА оставляет желать лучшего. Особенно это касается норм первого раздела, которые, как мне представляется, писались ситуативно. То есть, по описательному принципу — а вот был или бывает в практике такой негативный случай (пп.5, 6, 8 и 9 п.1 ст.9, п.3.1 ст.9 КПЭА). Бельгийские кодексы, с которыми я сравниваю КПЭА, в основном вводят и разъясняют общие принципы регулирования, избегая описания частных ситуаций.
Вызывает вопросы формулировка ч.2 ст.1 КПЭА, позволяющей адвокатам «в своей деятельности руководствоваться нормами и правилами Общего кодекса правил для адвокатов стран Европейского Сообщества постольку, поскольку эти правила не противоречат законодательству об адвокатской деятельности и адвокатуре и положениям настоящего Кодекса». В таком виде статья не несет особого смысла — адвокат и без специальной оговорки вправе руководствоваться всем, чем сочтет необходимым, вплоть до законов царя Хаммурапи. Единственная видимая смысловая нагрузка во включении рассматриваемой нормы в КПЭА — желание декларативно подчеркнуть «европейский выбор», что на уровне акта профессионального общественного объединения выглядит не совсем уместно.
Удачный пример реально осуществленной имплементации общеевропейских адвокатских норм в национальные демонстрирует Кодекс этики адвоката OVB. Непосредственно в его текст включен Кодекс поведения европейских адвокатов (принят 28 октября 1988 года и действует с последующими изменениями). В соответствии с нормативными актами профессиональных адвокатских объединений Королевства Бельгия нормы общеевропейского регулирования обязательны к применению бельгийскими адвокатами при осуществлении ими деятельности, затрагивающей несколько государств (Решение общего собрания OVB от 31 января 2007 года, Решение общего собрания OBFG от 13 ноября 2006 года). Во всех остальных случаях приоритет отдается национальному регулированию.
Также вынужден отметить, что ныне действующая редакция Кодекса поведения европейских адвокатов заменила ранее действовавший Кодекс поведения адвокатов Европейского Сообщества, который КПЭА позволяет применять адвокатам по настоящее время (ст.1 КПЭА).
Конечно, рамки одной ознакомительной статьи не позволяют сделать более глубокий и подробный сравнительный анализ. Но мне представляется, что даже приведенные аргументы свидетельствуют об актуальности и целесообразности дальнейшего совершенствования КПЭА в рамках адвокатской реформы. В первую очередь напрашивается расширение предмета прямого регулирования, то есть превращение КПЭА в единый систематизированный универсальный нормативный акт. Целесообразно было бы уделить особое внимание регулированию этики поведения адвоката в общении со СМИ, в сфере рекламы. Интерес могут представлять и подходы, регулируемые указанными бельгийскими кодексами, по разрешению конфликтов внутри адвокатского сообщества.
При этом опыт, традиции, практика решения этих вопросов профессиональными адвокатскими объединениями Бельгии, как, впрочем, и других государств с развитыми институтами адвокатуры, могут оказаться полезными. Кодексы этики бельгийских адвокатских объединений представляются мне удачными примерами систематизированных нормативных актов, регулирующих адвокатскую этику в государствах Западной Европы. Надеюсь, что эта необходимая работа по дальнейшему совершенствованию КПЭА будет осуществлена в рамках дискуссии о реформе адвокатуры, которая проходит в Российской Федерации.
Ваше сообщение отправлено редакторам сайта. Спасибо за предоставленную информацию. В случае возникновения вопросов с вами могут связаться по указанным контактам.