Язык эсперанто довел адвоката до дисциплинарного дела

Квалификационная комиссия Адвокатской палаты Московской области сочла достойным наказания поступок адвоката, который незаконно принял на себя поручение по безвозмездной защите доверителя как «собрата по интересам», а позже настойчиво уговаривал его семью заключить соглашение и выплатить гонорар.

Представление замначальника Управления Минюста РФ по Московской области в отношении защитника Ш. поступило в АПМО в декабре 2017 года. В нем сообщалось, что он наряду с другими адвокатами защищает Б. на стадии предварительного расследования на основании соглашения. 23 октября 2017 года Ш. обратился в следственный орган с заявлением об отказе от участия в уголовном деле в качестве представителя Б. – без согласия последнего. Тем самым адвокат, по мнению автора представления, проигнорировал права Б., а заодно и положения п. 2 ст. 13 КПЭА.

В своих письменных объяснениях адвокат Ш., возражая против этого, сообщил, что он, как и Б., является эсперантистом (носителем языка эсперанто), поэтому просто «решил помочь Б.». 21 июня 2017 года он заключил с ним соглашение probono, предметом которого являлось «ведение уголовного дела в суде о продлении срока содержания под стражей» – защита на предварительном следствии данным документом не предусматривалась. Информация же о том, что адвокат участвовал в следственных и процессуальных действиях, по мнению Ш., является клеветнической, она «почерпнута из кляузы полковника П.». 23 октября адвокат прибыл для участия в уголовном деле, но поскольку следователь отказался выносить постановление о его участии в порядке ст. 51 УПК РФ, защитник письменно известил следствие о том, что соглашение между ним и Б. не заключалось. Прекращение защиты, утверждал Ш., было согласовано с доверителем и его семьей, оно не повлекло нарушения его прав.

Что примечательно, адвокат приложил к объяснениям несколько благодарственных писем, в том числе от семьи Б., причем подписи на нем, как и на всех прочих, отсутствовали.

Непосредственно в заседании комиссии Ш. поддержал свои доводы, а также пояснил, что «за делом Б. наблюдает 120 государств». У адвоката имелся ордер, и поэтому он мог участвовать на любых стадиях уголовного процесса. Защитник посчитал, что даже перевыполнил свои обязательства, ибо дважды без каких-либо соглашений участвовал в суде апелляционной инстанции.

Комиссия, однако, пришла к малоутешительным для него выводам. Как было установлено, Ш. продемонстрировал следователю ордер на защиту Б. на стадии предварительного следствия – в качестве основания выдачи ордера было указано соглашение. При подобных обстоятельствах у должностных лиц следственных органов, считает комиссия, не могло возникнуть каких-либо сомнений в легитимности участия Ш. в защите Б.

Из представленной SMS-переписки между адвокатом и родственниками Б. между тем следует, что Ш. сообщил им: 5 октября 2017 года ему звонил следователь с вопросом о его дальнейшем участии в предварительном расследовании, на который защитник ответил утвердительно. А 8 июля того же года адвокат сообщал о необходимости заключения с ним соглашения и обозначил свое вознаграждение – 100 000 руб.

Проанализировав все материалы дисциплинарного дела, комиссия сочла поведение Ш. недопустимым и «дискредитирующим не только самого адвоката, но и адвокатуру в целом». Не имея на то законных оснований, Ш. принял поручение на защиту Б. и после этого начал склонять родственников подзащитного к заключению с ним соглашения об оказании юридической помощи. А после того как ему не удалось уговорить их, отказался от дальнейшего участия в защите. В действиях адвоката усмотрели нарушения ч. 1 ст. 12 и п. 2 ст. 5 КПЭА.

Вместе с тем было отмечено, что при наличии конкретного перечня поводов для возбуждения дисциплинарного производства по общему правилу заявитель, относящийся к определенной группе лиц (в том числе представитель Минюста РФ), обращаясь с дисциплинарным обвинением в отношении адвоката, защищает самостоятельные интересы, отличные от интересов заявителей другой группы. По этой причине комиссия не стала оценивать действия Ш. по осуществлению защиты без заключения письменного соглашения с клиентом и по нарушению прав последнего отказом от защиты. Вопрос об этом может ставить только доверитель, а жалоб от Б. в АПМО не поступало.