Коррупционный форс-мажор: какие грехи простятся чиновникам

25 января 2019 г. на портале regulation.gov.ru  был размещен паспорт законопроекта, согласно которому Минюстом готовится законопроект, освобождающий чиновника от ответственности вследствие обстоятельств непреодолимой силы. Эта инициатива породила широкий спектр мнений.

Начнем с того, что эта идея была заложена в подп. 3 «в» п. 1 Национального плана противодействия коррупции на 2018–2020 годы, утвержденного Указом президента РФ от 29.06.2018 № 378.   В нем сказано, что Минюсту России совместно с Минтрудом России, МВД России, при участии Генеральной прокуратуры и Следственного комитета необходимо проработать вопрос о внесении в российское законодательство изменений, предусматривающих случаи, когда несоблюдение запретов, ограничений и требований, установленных в целях противодействия коррупции, вследствие обстоятельств непреодолимой силы не является правонарушением. По итогам проработки в правительство РФ внесен доклад с предложением о внесении необходимых изменений в Федеральный закон «О противодействии коррупции».

У многих читателей сразу возникает мысль о желании властей освободить коррупционеров и взяткополучателей от уголовной ответственности. Но это не совсем так. Во-первых, как известно, ограничения для привлечения к уголовной ответственности изложены в УК РФ, таким образом, создание альтернативных механизмов, не поименованных в УК РФ, будет нарушать принцип законности. Во-вторых, как поясняет Минюст, «освобождение физического лица от ответственности, в случае если несоблюдение им ограничений и запретов, требований о предотвращении или об урегулировании конфликта интересов и неисполнение обязанностей, установленных в целях противодействия коррупции, вызвано объективными обстоятельствами, сделавшими невозможным соблюдение вышеуказанных запретов, ограничений, требований и исполнение обязанностей».

Из этого определения становится ясно, что инициатива не затрагивает уголовные коррупционные преступления, а касается коррупционных правонарушений, которые наказываются в административном и в дисциплинарном порядке.

Но вопросов по-прежнему много: для кого это разрабатывается и что это за обстоятельства непреодолимой силы – или объективные обстоятельства?

Минюстом 29 января были приведены примеры «обстоятельств непреодолимой силы»: в моногородах или районах Крайнего Севера трудно выполнять запрет на конфликт интересов, поскольку из-за малочисленности населения родственники чиновников так или иначе работают в курируемых ими сферах. «Кроме того, не всегда бывшие члены семьи государственного служащего соглашаются представлять сведения о доходах и расходах общих детей. Также имеются случаи, когда несоблюдение антикоррупционных запретов и требований связано с длительным тяжелым заболеванием», – добавили в ведомстве.

Но эти примеры не объясняют, для чего нужно было продумывать целую концепцию альтернативных мер защиты от дисциплинарного или административного наказания.

Впрочем, картина проясняется, если обратить внимание на контекст. В прошлом году в рамках ответных мер на односторонние санкции США и ЕС был принят ряд нормативно-правовых актов, которые позволяют  специализированным депозитариям, страховщикам, негосударственным пенсионным фондам и инвестиционным фондам не раскрывать информацию о структуре и составе акционеров (участников) юридического лица, в том числе о лицах, под контролем  или значительным влиянием которых находится это юридическое лицо. Такие же меры были приняты 23 ноября 2018 года в отношении банков, которые могут находиться под санкциями.

Эти отступления от открытости государственного сектора и финансов были сделаны для защиты российских физических и юридических лиц от иностранных санкций.

Если вернуться к обсуждаемому законопроекту Минюста, то некоторые эксперты под обстоятельствами непреодолимой силы также называют пример, когда чиновник не может закрыть счет в банке за границей, так как не может покинуть страну из-за санкций. Можно продолжить аналогию и сказать, что чиновник также не может продать (либо распорядиться иным способом) свое имущество за границей из-за санкций. Поскольку форс-мажор – это открытый перечень обстоятельств непреодолимой силы, то, следовательно, сама эта норма может стать коррупциогенной. Российская судебная практика не рассматривает введение  санкций как форс-мажор. Это и закономерно, поскольку противоположное прочтение означало бы, что контрагенты могут вообще не исполнять обязательства по договору. Для того чтобы избежать коррупциогенности нормы «об обстоятельствах непреодолимой силы», Минюсту необходимо будет четко прописать случаи и условия наступления форс-мажора.

Итак, мы можем наблюдать некую эрозию антикоррупционных стандартов под воздействием иностранных ограничительных мер экономического характера, определенного вида «вынужденной коррупции». Более того, многое указывает на то, что приоритетом для всего законодательства становится противодействие экономическим санкциям, но не следование антикоррупционным стандартам.

Это и почувствовало общество при появлении такой инициативы. Поэтому не надо удивляться, особенно властным структурам, что Россия заняла 138-е место в Индексе восприятия коррупции, опубликованном 29 января 2019 года. По сравнению с прошлым годом Россия опустилась на три позиции, оказавшись в одном ряду с Папуа – Новой Гвинеей, Ливаном, Ираном, Гвинеей и Мексикой. Можно, конечно, попытаться создать свой суверенный рейтинг, как в свое время сделала Киргизия, но почувствует ли население улучшение – вопрос остается открытым.

——————–

Автор – кандидат юридических наук, доцент ВАВТ, эксперт по противодействию коррупции.