«Лучше пусть виновный выйдет, чем невиновный сядет»

Какие есть проблемы в судебной системе и где искать пути их решения, чем живет юридическое бюро после ухода зарубежных клиентов и каково это — быть издателем СМИ в современной России? Обо всем этом мы поговорили с юристом Олегом Жуковым, главой юридического бюро Defence и издателем Legal.Report.

О делах бюро Defence после 2022 года

— Если говорить о начале вашего пути как главы бюро Defence, то почему в качестве основной специализации вы выбрали патентные споры, интеллектуальное право?

— Тогда [в начале 2000-х] все это только начиналось и в России патентное или интеллектуальное право было не развито: товарные знаки путали с дорожными, мало кто в них разбирался — и никто себя не утруждал этим делом. Направление было новое и интересное. Среди дел, которыми мы занимались, — борьба с контрафактом. Тогда подделывали все: от часов до бензопил. Мы представляли интересы крупных российских и иностранных правообладателей. Мы изучали практику за 2008 год и увидели, что по всем делам, возбужденным по ст. 180 УК РФ (незаконное использование средств индивидуализации товаров (работ, услуг), дела наших клиентов — это 10% от всех в России. На мой взгляд, это очень хороший показатель.

— Какие юристы у вас работают, с каким опытом?

— У нас работают бывшие судьи, прокуроры и следователи. Это помогает с разных сторон посмотреть на дело. Проводятся совместные совещания, где адвокаты рассказывают о состоянии дел, вырабатываются дальнейшие планы. Видение людей с разным опытом работы помогает сформировать наиболее правильную позицию. Также традиционно в бюро трудятся патентные поверенные РФ. Возглавляет направление интеллектуальной собственности Роман Захаров. Он работал с нами с 2005 до 2016 года, потом ушел в Роспатент и стал там заместителем директора, а в 2023-м вернулся к нам, чему мы очень рады.

— До какого года вы продолжали заниматься интеллектуальным правом?

— Мы и продолжаем им заниматься. По этому направлению наше бюро неоднократно признавалось лучшей компанией Восточной Европы по версии Chambers and Partners. На другие рейтинги мы не подавались, потому что считаем, что в России нет рейтингового агентства, которое бы объективно отражало реальность. Клиентами по этому направлению у нас были и остаются в числе прочего иностранные компании, часть которых после событий 2022 года полностью покинули страну.

— Стало ли меньше клиентов после их ухода?

— Иностранные клиенты ушли, но российских заметно прибавилось. Знаете, в трудные времена всегда прибывает работы врачам и юристам.

— А российские компании по каким делам к вам обращаются?

— Практически все это большие корпорации, которые обращаются к нам по преступлениям в сфере экономики. Недавно, например, закончили большое дело, где мы представляли Россети в качестве потерпевших. По этому делу были осуждены виновные, а главное — возмещен ущерб компании. В производстве сейчас находится много дел, подробности которых нельзя раскрывать, но о них можно узнать из открытых источников.

— Про дело Россетей были даже публикации в телеграм-каналах, про вас в том числе. Как вы думаете, кто заказывает такие посты?

— Я знаю, кто это делает, это нормальный человек, который уже отсидел и вышел, просто он избрал такую форму борьбы за свое дело. Было про меня в телеграм-каналах много негатива, не связанного с делом Россетей. В частности, писалось, что я по одному звонку могу возбудить или прекратить любое уголовное дело, но так система не работает. Это известно любому профессионалу. Написанное там является абсолютной нездоровой фантазией писавшего. Кстати, автор это «заказа» тоже мне известен.

— Однажды Legal.Report даже писал о «заказе» на публикации негативной информации о вас — о том, что вы якобы получили 275 миллионов рублей «за мочилово клиники» и открыто предлагаете такие же услуги всем желающим.

— Да, ко мне обратились пиарщики и сказали: на вас пришел заказ [публикации]. И принесли техзадание. Оказалось, что это пиар-кампания клиники «Медицина 24/7», которую она организовала после скандала со смертями их клиентов. «Медицину 24/7» в свое время лишили лицензии, шел суд над ее врачами, главврач и собственник клиники Олег Серебрянский был объявлен в розыск и сбежал из России. [Глава СКР Александр] Бастрыкин брал это дело на личный контроль. Legal.Report, издателем которого я являюсь, как и другие СМИ, освещал это дело. Мы открыто рассказали о пиар-кампании скандальной клиники, опубликовали те техзадания. Видимо, Серебрянский решил, что проблема не в его преступных действиях, а в освещении в СМИ его деятельности.

О проблемах в судах, ошибках прокурора и о присяжных

— Каковы в общем смысле проблемы нашей судебной системы?

— Система нуждается в реформах. Судебный институт должен быть построен так, чтобы не допускать ни коррупции, ни давления — и быть действительно независимым. В моей практике был случай, когда в одной из кавказских республик прокурор поссорился с судьей. И судья дал команду, что отныне все сомнения будут трактоваться в пользу обвиняемого. То, что судья при любой возможности оправдывал или направлял дело обратно следователю, заставило прокуроров работать усерднее. В итоге вся система правосудия в республике поменялась из-за конфликта двух руководителей — судебной системы и надзирающих органов. В тот период было безумное количество оправданий. А показатели прокурора ухудшились. Если в судебной системе будет такая же принципиальность, то все остальные проблемы решатся сами собой. Даже если дела долго рассматриваются, можно также обратиться в суд с жалобой — и судья ее рассмотрит и примет объективное решение. Судебную систему нужно менять и исправлять.

— Во всех ли делах встречаются коррупция и давление?

— Я бы разделил все уголовные и гражданские дела в наших судах на две части: 99% имеет бытовой характер — убийства, бытовые кражи, разводы и так далее. Здесь у судей большая загруженность, недостаточно времени на рассмотрение дел, поэтому могут быть процессуальные ошибки. Однако если говорить с точки зрения духа закона, то решения в таких случаях принимаются верно. Но то, что чаще обсуждается и больше на слуху, — это резонансные дела. В процентном соотношении ко всем делам их мало.

Взять, например, дело режиссера Евгении Беркович и драматурга Светланы Петрийчук (они обвиняются в публичном оправдании терроризма в спектакле «Финист ясный сокол». — Прим. ред.). Следователи выходили с арестом и его продлением по этому делу. Не зная фабулы дела, сложно сказать, в чем они [Беркович и Петрийчук] виноваты, но на мой взгляд, строго по закону нет оснований предполагать, что они могут скрыться или оказывать давление на следствие. У Беркович две приемные дочери, одна из них — инвалид, Петрийчук заявляла, что у нее на обеспечении родители пенсионного возраста и сестра с ребенком. Нет здесь обоснований избирать самую строгую меру пресечения. Но следственные органы вышли в суд с арестом, а суд поддержал ходатайство следователя.

— В принципе странно, что кому-то может прийти в голову сажать человека за спектакль, основываясь на экспертизе довольно сомнительного эксперта…

— Повторюсь, что мы не знаем фабулы дела, но действительно, судя по публикациям в прессе, экспертизу проводил не специалист, даже какие-то формальные признаки доказанности вины как будто отсутствуют. Мы видим, что следствие сделало все кое-как, а суд это принял. Я к тому, что суд должен быть независимым и компетентным. Если бы суд не поддержал, то следствие, может, и не вышло бы с арестом. По большинству дел, которые не политические, так и происходит — суды часто отказывают в арестах.

— Возможна ли эта компетентность и скрупулезность при рассмотрении при такой большой загрузке судей? Есть ведь еще сроки рассмотрения…

— Я не судья, и здесь мне сложно сказать, но я считаю, что служитель Фемиды не должен бояться вынести оправдательный приговор, отказывать в аресте. Нельзя ссылаться на большую загруженность и оправдывать этим некомпетентность.

— Но ведь каждый имеет право на ошибку?

— В Москве сложилась порочная практика: следователю главное убедить прокурора подписать направление дела в суд. Далее суд с вероятностью 98% вынесет обвинительный приговор. Правда, есть еще вероятность возврата дела из суда обратно прокурору, когда суд явно видит допущенные ошибки. Такая порочная практика привела к тому, что дело не проходит тройной контроль (следователь, прокурор, судья) при вынесении приговора, а фактически обвинение строится на умении следователя убедить прокурора.

— То есть у прокурора и следователя нет права на ошибку?

— Есть, как и у врача, но последствия очень неприятные.

— Как быть тому, кто все-таки совершил ошибку? Ведь они случаются почти у каждого.

— Как и говорил великий юрист Кони, уйти из профессии.

— С первой же ошибкой?

— Лучше уйти с первой, чем продолжать их совершать. В следствии и прокуратуре есть люди, которые упиваются своей властью. Они работают не для блага общества, а именно чтобы иметь власть. Я считаю, что такие люди в принципе не должны в этой системе работать.

— Получается, что у следователей, прокуроров и судей особая ответственность перед обществом?

— Да. И даже если следователь или прокурор ошиблись, потому что искренне думали, что вина доказана, эту ошибку должен исправить суд. А если ошиблись все… это уже перебор. Что касается работы судьи, то я много читал дел, и, как правило, всегда видно, есть вина или нет. Другой вопрос, доказана она или нет. Процентах в 30 вина не доказана.

— А почему тогда выносят обвинительные приговоры?

— У нас суд решил пойти по такому пути, что оправдания — это плохо. Если мы возьмем суд присяжных, то там, по-моему, 20–30 процентов оправданий — это когда они как раз видят, что вина не доказана.

— Могут ли присяжные объективно оценить дело?

— Они же не дают оценку [доказательствам], просто отвечают на вопрос, доказана вина или нет. Я считаю, что присяжные должны быть и должны работать по многим статьям — по тяжким, особо тяжким преступлениям, всем, которые сопряжены с лишением свободы. Многие говорят о том, что решения присяжных нельзя отменить. Но их отменяют, когда находят процессуальные ошибки в работе судьи. В таком случае оправдательный приговор отменяется и дело слушается заново. Я думаю, что нужно сделать так, чтобы вердикт присяжных нельзя было отменить.

— То есть преступник будет ходить на свободе, если его вину просто не доказали?

— Лучше один преступник на свободе, чем невиновный — в тюрьме. Давайте предположим, например, что Беркович будут судить присяжные.

— Я думаю, ее бы оправдали.

— Тоже в этом не сомневаюсь.

— Сегодня, кстати, очень много говорится об искусственном интеллекте в юридической профессии. Как считаете, стоит доверить ИИ судебные функции, быть может, тогда и различных ошибок будет меньше?

— За искусственным интеллектом — будущее, и это не просто высокие слова. Что же касается судов, то тут я вполне согласен с мнением главы Совета судей России Виктора Момотова, неоднократно дававшего интервью нашему изданию Legal.Report: так называемому слабому искусственному интеллекту, безусловно, можно доверить некие рутинные процессы, условно говоря, технический разбор документов. Однако заменить судью ИИ не под силу, хотя бы потому, что ему неведомы такие категории, как милосердие, сострадание и т. д. А это уже не суд. Что касается юридической практики, то в бюро Defence мы активно используем технологии автоматизации, так называемый LegalTech, и присматриваемся к нейросетям. Но здесь, на мой взгляд, нужна осторожность. Например, недавно в США пара адвокатов воспользовалась популярной нейросетью ChatGPT для поиска прецедентных дел, но на суде выяснилось, что искусственный интеллект попросту сфабриковал кейсы. В результате судья оштрафовал юристов на довольно крупные суммы.

О работе издателя Legal.Report

— Вы создали СМИ по запросу от коллег или от своего внутреннего порыва?

— Правовых СМИ очень мало — сейчас это, по сути, только Legal.Report и Право.ру. Есть РАПСИ, но про него никто не помнит. Не было хорошего освещения права, поэтому появилась идея создать такое СМИ и развивать его. Сейчас оно развивается весьма неплохо, у нас бывало даже 2 млн просмотров материалов в месяц, что приличный показатель для нишевого издания. Многие приходили из соцсетей, в том числе из Facebook (организация Meta признана в России экстремистской). Но это было до 2022 года. После часть журналистов у нас уехали и стали работать из-за границы. Часть тем мы не освещали из-за непонятной правовой ситуации — неясно, что писать можно, а что нельзя. Случился провал по аудитории. Были даже мысли закрыть Legal.Report, но в итоге мы работаем. Решили продолжать освещать суды, законодательство, громкие дела. Кстати, нам неоднократно [глава ВС Вячеслав] Лебедев присылал благодарности. Издание все-таки читаемое, аудитория потихоньку снова растет. Мы еще не вышли к тем 2 млн читателей, но постепенно идем к этому. Важная для меня функция L.R — это правовое просвещение. Думаю расширить издание, выпуская курсы и лекции по праву, законодательству и его применению, криминологии. Хочется, чтобы было больше статей про историю права. Правовая культура граждан очень низкая, а историю права изучать очень интересно.

— Вы получали обратную связь от юристов?

— Конечно, есть обратная связь, некоторые цитируют, делают перепосты со своими комментариями. Но, кстати, то, что я издатель L.R, я раскрыл уже позже. Сначала нигде об этом не упоминал.

— Почему решили рассказать об этом публично?

— У нас открытое СМИ, есть о нем информация в открытых источниках. Зачем скрывать? Но сначала была такая редакционная политика. Первый главный редактор считал, что даже мое присутствие на редколлегиях может плохо повлиять на журналистов и им не нужно знать мое мнение.

— Есть ли что-то, что вам хотелось бы поменять в системе СМИ?

— Конечно, все! Я не очень понимаю, почему Роскомнадзор (РКН) заменяет суд и почему мы вынуждены убирать статьи, которые, по его мнению, являются клеветническими. Всегда, если человек считает, что написана клевета, он обращается в суд. У нас почему-то РКН полностью заменил суд, и какой-то клерк оттуда просто нам пишет: уберите эту статью. А если не уберете, то к утру будете заблокированы. Нам такое писали, это была статья каких-то древних времен, мы не стали спорить и убрали. У нас еще бывает, что во время рассмотрения дела юристы услышали, что процесс освещается в СМИ, и приходят с просьбами убрать. Мы, конечно, не убираем, они обращаются в суд. Но у нас все суды по таким делам выиграны.

— Много было таких судов?

— Только с «Медициной 24/7» у нас было более десятка судов. Но там были иски на все ведущие СМИ, которые это освещали, включая федеральное телевидение. В среднем у нас где-то раз в год бывает такой процесс. Но когда случаются неправовые способы давления с помощью Роскомнадзора, это очень угнетает. Также трудности у нас с тем, что мы не понимаем, что можно, а что нельзя писать про СВО. Что является фейком, а что нет, что дискредитирует армию, а что нет, для юриста совершенно непонятно. Журналисты просто боятся упоминать эту тему в любом виде.

— Как руководитель юридического бюро и издатель СМИ, каких принципов вы придерживаетесь при работе со своими сотрудниками?

— Есть много юристов, которые знают законы. Но я от своих сотрудников жду не только этого, но и каких-то неожиданных подходов, творческих и неформальных. Основная претензия к сотрудникам — их формализм при работе. С такими мы быстро расстаемся, будь то журналисты или юристы. Если юрист считает, что он не выиграет дело, то он в суд не идет. Концепция нашей работы предполагает, что у нас не должно быть никакого формализма. Мы можем ошибаться, но можем и исправить ошибку. Проходят совещания, где мы обсуждаем наши дела. У нас есть бывшие судьи, следователи и прокуроры, каждый высказывает свою точку зрения при обсуждении дела. И мы совместно принимаем решения. Когда речь идет о большом деле, которым мы занимаемся, тут может быть только коллективное творчество. А еще имеет место строгая дисциплина. Адвокаты, к сожалению, к ней не привыкли. С такими мы тоже быстро расстаемся. Сейчас конкурс среди желающих работать у нас высокий, поэтому мы можем себе позволить выбирать лучших из лучших.

— Расскажите, пожалуйста, о ваших культурных проектах.

— Все началось в 2017 году, когда event-менеджер Екатерина Лапчевская предложила провести фотовыставку работ известного итальянского фотографа Марчелло Джеппетти в Москве. Екатерина оказалась талантливым организатором, выставка прошла с большим успехом. В дальнейшем при помощи ее команды мы провели несколько фотовыставок в музее Росфото в Санкт-Петербурге, а также собственные культурные мероприятия в рамках ПМЭФ. Все это имело потрясающий успех. Но наша деятельность в сфере культуры не ограничивается только фотовыставками. Мы также на постоянной основе спонсировали проекты Третьяковской галереи в Москве, принимали участие в организации фестиваля книг в Самаре, там же строили ретрокаток рядом с музеем им. Алабина и делали много всего еще. Вложения в культурные мероприятия не приносят каких-либо материальных дивидендов. Это нельзя назвать инвестициями, скорее, меценатством. Но так приятно видеть, как организованные при твоем участии культурные программы пользуются популярностью. Особенно это актуально сейчас, в непростое время, когда люди стремятся напитаться положительными эмоциями, а именно культура и может дать такие эмоции. Уверен, что впереди у нас еще немало ярких, интересных мероприятий.