Приговор правосудию граждан

Российская правовая система на протяжении ряда лет сталкивается с тенденцией сокращения сферы использования такого важнейшего конституционного института, как суд присяжных. Первый шаг был сделан, когда в декабре 2008 года в рамках борьбы с терроризмом из компетенции этого суда изъяли некоторые преступления против государственной власти: массовые беспорядки, теракт, захват заложника, организацию незаконного вооруженного формирования и участие в нем, государственную измену, насильственный захват или удержание власти, шпионаж.

Второй шаг связан с введением апелляционной инстанции в уголовном процессе с 1 января 2013 года, когда, чтобы не допустить увеличения нагрузки на суды третьего звена, более 20 из 40 с лишним составов преступлений были переданы на районный уровень, где присяжных нет. Среди них оказались дела о тяжких и особо тяжких преступлениях, за которые в качестве максимального наказания может быть назначено до 20 лет лишения свободы, в том числе дела об изнасиловании, взяточничестве, похищении, захвате заложников, если они не были сопряжены с убийством. С этого времени компетенция суда присяжных сузилась еще вдвое.

Стало ясно, что суд присяжных перестает реально существовать в России. Произошедшее сокращение его компетенции привело к тому, что число рассматриваемых им дел с 500-600 в год снизилось до 200 и менее. С учетом того, что ежегодно в нашей стране привлекается к уголовной ответственности и осуждается более миллиона человек, число процессов с участием присяжных по своему значению стало близко к статистической погрешности.

Подобное положение вещей говорит о существенном снижении уровня уже достигнутых гарантий справедливого правосудия. Между тем такое положение противоречит как конституционным, так и международным подходам в сфере защиты прав и свобод. Конвенция о защите прав человека и основных свобод подчеркивает, что ничто не может служить основанием для снижения уровня гарантий прав и свобод, достигнутого в национальной правовой системе. В свою очередь, часть первая статьи 17 Конституции РФ обеспечивает права российских граждан по международному стандарту. Более того, в конституционной норме части первой статьи 55 указывается, что перечень прав и свобод, который закреплен в главе второй российской Конституции, не означает непризнания или умаления других прав и свобод. И тем самым для российской правовой системы предполагается возможность дальнейшего развития этих прав.

Правовое пространство, правовая база всего регулирования защиты прав и свобод определяются этими нормами. В апреле 2010 года Конституционный суд подтвердил, что установление подсудности дел суду присяжных — это сфера ответственности законодателя. Но 20 мая 2014 года, рассматривая вопрос о втором сокращении компетенции суда присяжных, КС указал, что признаваемая в этом вопросе дискреция законодателя не означает, что он вправе фактически свести на нет значение конституционного института.

Возрождение или искажение

Правозащитное сообщество, конечно, не могло не отреагировать на тенденцию сужения сферы полномочий суда присяжных. Совет при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ) несколько раз ставил во время встреч с главой государства вопрос о недопустимости такого развития. И осенью 2014 года, когда это обсуждалось в последний раз в таком формате, президент согласился, что не годится так сужать компетенцию суда присяжных. Затем последовало поручение СПЧ подготовить предложения на этот счет, совет его выполнил и получил указание обсудить свой документ с Верховным судом.
[tag:teaser:121]
В ответ на предложения СПЧ ВС представил свою концепцию реформы суда присяжных, в которой среди прочего говорится об уменьшении численности коллегии присяжных с двенадцати до пяти-семи человек при одновременном расширении круга рассматриваемых ими дел. Но коллегиальность в суде с участием присяжных существует, чтобы обеспечить наибольшую объективность при рассмотрении дела. Объективность коллегии присяжных, которые рассматривают только вопросы доказанности фактов, прежде всего, обусловлена возможностью сохранить в коллективной памяти наибольший объем объективной доказательственной информации. И если коллегия состоит из 12 членов, то, как показывает опыт, в том числе российский, подтвержденный психологическими исследованиями, присяжным удается сохранять в памяти более 90 процентов фактической информации — они дополняют друг друга, могут напомнить прозвучавшую в заседании суда информацию, а если число присяжных в коллегии сокращается, объем сохранения объективных данных тоже снижается.

Логические ошибки также исключаются именно за счет принятия решения большим коллективом, потому что люди обмениваются аргументами, указывают на слабость тех или иных приводимых доводов. При голосовании крайние позиции, позиции меньшинства, естественно, исключаются — они не влияют на результат голосования, а это всегда бóльшая гарантия правильности решения, потому что не принимается во внимание именно то, что имеет меньше шансов быть объективной реальностью.

Но предложение об уменьшении числа участвующих в рассмотрении уголовного дела присяжных — еще не главный дефект концепции Верховного суда. В своих предложениях ВС фактически заменил конституционное понятие суда присяжных на другое, нашей Конституции неизвестное, выдвинув идею, ликвидирующую основную процессуальную особенность этого института. ВС предложил, чтобы присяжные, которых будет пять-семь, выносили свое решение, заседая вместе с председательствующим судьей, а не отдельно от него. По сути, это известный зарубежный образец шеффенского суда или возвращение — хотя и с помощью иной терминологии — к советскому суду с участием народных заседателей.

Об этом же свидетельствует и тот фрагмент концепции ВС, где говорится о подсчете голосов в коллегии присяжных. Согласно правилу, которое существует сейчас, если голоса присяжных по вопросу о виновности разделились пополам, лицо признается невиновным. Но что делать, когда заседателей пять или семь? И ВС нашел выход. По его мнению, при подсчете голосов должно учитываться и мнение председательствующего.

Правда, президент, уже высказавшийся в послании Федеральному собранию в поддержку идеи пяти-семи присяжных, добавил, что они при принятии решения должны быть самостоятельны (автономны). Но слово «самостоятельно» еще не гарантирует сохранения сути суда присяжных. Например, вполне мыслимым для проектантов может оказаться такой порядок, когда присяжные обсуждают вердикт вместе с председательствующим, а потом — уже в его отсутствие — голосуют. Такая «автономность» уже не будет иметь никакого значения, поскольку при выработке решения в так называемых малых группах (а именно к таким относится коллегия присяжных из пяти-семи заседателей или даже из двенадцати) лидером всегда становится человек, через которого в процессе обсуждения проходит наибольший объем информации.

Старшина, выбранный присяжными для руководства их совещанием, находится в таком же положении, как и остальные присяжные, являющиеся судьями-непрофессионалами. У него нет бóльшего объема информации, нет бóльших знаний, нет перед собой тома с материалами дела — ничего такого, что отличало бы его от других присяжных, когда они решают вопрос о виновности или невиновности. Совсем иное положение занимает среди них председательствующий судья: он юридически образованный человек и владеет информацией об обстановке вокруг дела, от чего присяжные должны быть оберегаемы. Все это, конечно, влияет на позицию судьи по существу дела и на его возможности объяснять присяжным, что им надлежит в этом деле учитывать и оценивать.

Аргумент, что у судьи нет никакой заинтересованности в результатах рассмотрения, что судья, наоборот, профессионально поможет присяжным справиться с их задачей, выглядит бледно. Такой довод вряд ли мог бы быть принят даже в ситуации идеальной судебной процедуры, в которой кроме обстоятельств конкретного дела принципиально не могли бы ни появляться, ни приниматься во внимание никакие другие факторы, влияющие на позицию судьи. Тем более это не может быть принято сейчас, когда надо учитывать еще и нынешнюю непрочность независимости судьи и его статуса в целом.

Процедуры совместной выработки решений профессиональными судьями и судьями-непрофессионалами нивелируют роль последних как представителей народа, противостоящих профессиональной деформации юристов при осуществлении социально значимых задач правосудия, обеспечивающих социальный контроль за этой сферой, а также наиболее эффективную защиту суда от внешних влияний.

Сейчас судья при рассмотрении любого дела не может не учитывать имеющиеся риски дисциплинарной ответственности и других негативных личных последствий. У судьи практически нет никаких шансов защититься от такой меры, как лишение его судейского статуса. Хотя в нашей стране существует запрет привлекать судью к ответственности за характер принятого по делу решения и специальная формальная процедура, имеющая все внешние признаки, которые должны гарантировать защиту судьи от внешнего влияния и нарушения судейских иммунитетов. Международные рекомендации предлагают, например, чтобы орган судейского сообщества, который лишает служителя Фемиды его полномочий, состоял не менее чем наполовину из судей, а у нас их доля в решающих судьбу судьи квалификационных коллегиях судей даже больше — две трети. Но это не помогает положительному решению задачи защиты судейского статуса, потому что эти органы — квалификационные коллегии судей — практически подчинены председателям соответствующих судов, и у руководителей судов есть возможности для воздействия на судей, входящих в такие коллегии, как и на весь судейский корпус. Достаточно упомянуть роль председателей судов в рекомендации на судейские должности, в инициировании привлечения судей к ответственности, продвижении их карьеры, присвоении квалификационных классов и денежных надбавок. В таких условиях самозащита со стороны судейского корпуса обнаруживает свою полную несостоятельность.

Конечно, недопустимость участия профессионального судьи в совещании присяжных не означает, что надо отвергнуть идею шеффенов или народных заседателей. Участие граждан в правосудии может не сводиться к одной только форме присяжных заседателей, и тем более оно не должно быть ограничено таким узким в количественном отношении кругом дел, которые отнесены сейчас к сфере компетенции суда присяжных.

Заседатели, рассматривающие дела вместе с профессиональным судьей, могут быть полезны. Положительное значение этого института заключается в том, что непрофессионал-заседатель — значимая фигура для осуществления общественного контроля при условии, конечно, что, участвуя по достаточно широкому кругу дел, он занимает по ним ответственную и активную позицию.
[tag:teaser:64]
Все же можно согласиться, что имеется определенный смысл в том, чтобы допустить участие заседателей по целому ряду категорий дел, которые сейчас судьи рассматривают единолично. Это, например, избирательные споры, дела о дорожно-транспортных происшествиях. Во многих гражданских делах, в частности о разделе имущества супругов и других семейных спорах, каждый, исходя из своего жизненного опыта, может что-то полезное и в суд принести.

Но Верховный суд предлагает ввести шеффенский суд вместо суда присяжных, а не наряду с ним. С точки зрения Конституции, это абсолютно недопустимо, потому что суд с участием присяжных не может не пониматься в том его смысле, в каком он, согласно конституционному тексту, назван и в главе второй Конституции (статья 32), где предусмотрено участие граждан в правосудии, и в главе седьмой о судебной власти (статья 123), где закреплена дискреция законодателя по определению круга дел, рассмотрение которых судом осуществляется с участием присяжных. Конечно, произвольное использование этого понятия применительно к шеффенскому суду или к суду с участием народных заседателей является искажением содержания конституционного института присяжных. На это ни законодатель, ни суды, мягко говоря, не уполномочены.

Мнимая экономия

Насколько можно судить, коллегии из пяти присяжных Верховный суд предлагает ввести на уровне судов районного звена, из семи — на уровне областного. По мнению ВС, уменьшение числа заседателей приведет к экономии — процессуальной и материальной.

Вряд ли это так. Напротив, реализация концепции ВС несет в себе риск роста материальных затрат. В районных судах инфраструктуры для рассмотрения дел с участием присяжных (и даже шеффенов) нет, и не везде ее можно создать в разумные сроки. Значит, ждать внедрения т.н. присяжных в районных судах придется еще неопределенно долгое время. Слабо верится, что это произойдет быстро с учетом, например, того, что даже аудиозапись судебных заседаний в судах повсеместно ввести не удается. Предложения ВС не решают в настоящем времени задачу расширения форм участия граждан в правосудии ни в каком из его видов, что, собственно, надлежало сделать, исходя из поручения, данного ВС и СПЧ главой государства.

Наименее затратный и организационно необременительный путь расширения компетенции суда присяжных предлагает как раз СПЧ. В делах, переданных после инстанционной реформы на рассмотрение районных судов, совет считал нужным сохранить право обвиняемых, если они полностью или частично не признают свою вину, ходатайствовать о рассмотрении их дела с участием присяжных. В этом случае дело передавалось бы в суд областного звена, где существуют уже необходимые условия для работы с присяжными заседателями. Серьезной нагрузки это бы не вызвало, так как практика показывает, что даже при самой широкой возможности просить о суде присяжных реально чуть более процента обвиняемых заявляют о таком своем желании.

Процессуальная экономия по концепции ВС также сомнительна. Верховный суд утверждает, что участие председательствующего в обсуждении вердикта вместе с присяжными сэкономит время на разбирательство, так как не будет задействоваться процедура письменных вопросов присяжных, все вопросы фактов председательствующий сможет разъяснить присяжным заседателям в совещательной комнате быстрее. Однако основные временные затраты в процессе падают на рассмотрение дела, а не на совещание присяжных.

Реальная реформа суда присяжных должна идти в другом направлении. Прежде всего, надо устранять причины, затрудняющие формирование и работу коллегий присяжных. А эти причины — в уже широко известных фактах давления на присяжных, за которыми начинают следить, которым угрожают. Причины и в том, что присяжные знают о перспективе провести в суде несколько лет. Конечно, никто из судей-непрофессионалов не может годами заседать в судах, оторвавшись от своей работы, повседневной деятельности, семейных обязанностей — понимание этого давно существует в мире. Есть возможность выделения дел вместо формирования дел-монстров. В отношении присяжных должны обеспечиваться и меры социальной защиты: нельзя не выплачивать им нормальную среднюю заработную плату; необходимы, наконец, такие правила для работодателей, которые исключали бы возможность увольнения присяжных в связи с их привлечением к рассмотрению дел в судах, не говоря уже о мерах, обеспечивающих их безопасность и нормальные условия жизни и работы в период осуществления судейских функций.

Кроме того, очень серьезный предмет — это совершенствование процедуры в суде присяжных, а предложения Верховного суда ее никак не затрагивают. Между тем наука и практика уже давно предлагают необходимые изменения в этой области. Почему присяжным для обсуждения в совещательной комнате дается только один экземпляр опросного листа, а не двенадцать? Почему не предусмотрено в случае необходимости вручение копий протоколов и некоторых письменных материалов дела? В американских, например, судах коллегия присяжных получает эти документы и может, не обращаясь ни к кому с дополнительными вопросами, прояснить для себя необходимые обстоятельства дела.

Еще один важный процессуальный момент связан с тем, что сейчас далеко не все факты подлежат исследованию в судебном заседании в присутствии присяжных. Например, факты незаконных методов следствия, пыток исследуются без них, но разве использование таких методов следствия не является вопросом факта? Эти факты устанавливаются точно так же с помощью доказательств, как все другие факты по уголовному делу. Однако присяжных при исследовании этих фактов удаляют из зала судебного заседания. Очевидно, из опасения, что само по себе негативное отношение к пыткам, свойственное людям, может склонить присяжных в пользу оправдания. Хотя судья во всяком случае обязан, проверив эти факты единолично, — в отсутствие присяжных — объяснить им, что показания и другие доказательства, полученные в результате таких «методов», нельзя принимать во внимание, т.к. они исключаются из дела как не имеющие юридической силы.

Необходимо говорить о коренном пересмотре сферы компетенции суда присяжных, а не только лишь о возврате утраченных им с 2008 года позициях. Есть предложение уполномоченного при президенте РФ по правам предпринимателей распространить применение этого института на дела об экономических преступлениях и на некоторые гражданские дела. Фактически нет противопоказаний для участия присяжных и по тем делам, которые были изъяты из ведения суда присяжных, в частности, по делам о терроризме. Если, по мысли правоохранительных органов, где-то на Северном Кавказе присяжные будут защищать «своих» террористов, то на этот случай давно найдено решение: рассмотрение такого рода дел не должно происходить там, где было совершено деяние.

Законодатель исключил суды присяжных для дел несовершеннолетних и дел, где подсудимыми являются женщины. Увы, это нельзя объяснить стремлением обеспечить более надежные процессуальные средства защиты для данных категорий подсудимых. Здесь, напротив, очевидна их дискриминация.

Вместе с тем при всех нынешних трудностях в реализации института рассмотрения уголовных дел с участием присяжных заседателей нельзя согласиться с тем, что существующее отношение граждан к суду присяжных и участию в нем является негативным. Многие из тех, кто выступил в роли присяжного заседателя, становятся, во-первых, истинными патриотами суда присяжных и, во-вторых, истинными гражданами, потому что ощущают и признают ту ответственность, которую им приходится брать на себя, участвуя в рассмотрении дела в суде. Очень трудно сказать человеку, что он виновен, в отсутствие доказательств, глядя ему глаза в глаза. Суд присяжных не потому хорош, что он милосерден. Суд присяжных потому хорош, что он оправдывает при любом неустраненном сомнении в доказанности вины. Но это как раз и соответствует общепризнанному конституционному требованию справедливого правосудия.

После введения в современной России суда присяжных профессиональные судьи положительно оценивали такую новацию. Они мотивировали это тем, что привлечение присяжных лишает смысла попытки незаконного вмешательства в судейскую деятельность, обеспечивает независимость судьи, раз не судьи, а присяжные отвечают на вопрос о виновности или невиновности. Но развитие судебной деятельности, к сожалению, так и не исключило старого стереотипа, когда от судей, даже при рассмотрении дела с участием присяжных, нередко все равно ожидается только какое-то определенное решение, независимо от того, является ли оно обоснованным. И последуют неприятности для судьи, если в судебном заседании под его председательством был вынесен присяжными оправдательный вердикт, который будет потом отменен вышестоящим судом. В этой обстановке у судьи всякий интерес к данной форме работы пропадает, тем более что она налагает на него очень серьезные дополнительные профессиональные обязанности: отбор присяжных, состязательное исследование доказательств в судебном заседании и тем более напутственное слово присяжным — это особо сложные виды судейской работы, требующие высоких профессиональных качеств и больших усилий.

Сейчас суды по отношению к органам расследования все чаще действуют в логике «органы не ошибаются». Зачем же судам брать на себя миссию независимого контролера, проверяющего качество расследования? Зачем спорить с такими мощными органами публичного преследования, как Следственный комитет, Генеральная прокуратура, ФСБ и МВД? Зачем суду, противопоставляя себя им, быть одной-единственной институцией, которая наступает на мозоли всем остальным органам, заинтересованным только в том, чтобы дела, переданные на рассмотрение суда, были им одобрены, потому что в противном случае это будет считаться отрицательным показателем качества работы на досудебных стадиях процесса.

Отсюда и атака на такой институт, как суд присяжных. Единственный аргумент, который привел к сокращению его компетенции, — это тот статистически подтвержденный факт, что заседатели во много раз чаще оправдывают подсудимых, чем профессиональные судьи.

На присяжных заседателей оказывают давление, оперативно-разыскная деятельность по отношению к суду присяжных уже признана особым видом ОРД, уже есть теоретические исследования на тему подобного оперативного сопровождения суда присяжных. Эти мероприятия включают слежку за присяжными, выявление их контактов, родственных связей, обнаружение компромата, чтобы, когда коллегия присяжных склоняется к «нежелательному» выводу, можно было кого-то вывести из ее состава. В этом случае она рассыпается, процесс приходится начинать сначала, и тогда остается еще одна попытка повлиять на суд в нужную сторону.

Конечно, влиять на присяжных, управлять ими на расстоянии гораздо сложнее, нелегко узнавать с помощью ОРМ, к какому решению присяжные склоняются. Все это требует гораздо больше усилий, чем механизм, когда председательствующий в совещательной комнате решает вопросы вместе с присяжными. Предложение ввести этот механизм — это главный порок концепции Верховного суда. И единственное, чем можно объяснить его идеи относительно суда присяжных, так это желанием освободиться от упреков в оправдательных решениях, желанием облегчить свою миссию. И это, конечно, заставляет печалиться.

Сходная логика судебной деятельности, сложившаяся в прошлом веке, в советские времена, заданная внешними по отношению к ней объективными факторами и не позволявшая состояться самостоятельной судебной власти, как раз и потребовала судебных реформ.

Мнение авторов может не совпадать с мнением редакции.