Процессуальная контрреформа

Пленум Верховного суда РФ 3 октября 2017 года постановил внести в Государственную думу РФ проект закона об изменении процессуальных кодексов: ГПК, АПК и КАС.

В качестве основного мотива изменений названо стремление снизить финансовые затраты на осуществление правосудия. При этом в пояснительной записке к законопроекту сказано, что «потребность в реализации предложенных проектом новаций, базирующихся на сохранении основополагающих принципов гражданского и административного процессов, закрепленных в Конституции Российской Федерации и в отраслевых законах, обусловлена объективной необходимостью совершенствования некоторых процессуальных институтов в целях повышения эффективности защиты прав граждан и организаций, улучшения качества правосудия, оптимизации судебной нагрузки».

Однако выполненная учеными и практиками профессиональная оценка законодательных инициатив ВС РФ позволила сделать вывод о том, что в действительности основные положения проекта противоречат Конституции РФ, международным правовым актам, базовым положениям процессуальных кодексов, в которые не предлагается вносить изменения, и совершенно не способствуют достижению целей судопроизводства, а по большому счету могут препятствовать этому.

Мотивы экономического характера, на которые ссылается ВС РФ, не могут быть сопоставлены по значимости с целями правосудия; следовательно, эти мотивы (как и другие) не должны вступать с целями правосудия в противоречие.
Общую отрицательную оценку ключевых положений законопроекта не смягчает и то обстоятельство, что в него вошли отдельные положения, которые юридическим сообществом поддерживаются, однако их наличие никак не способно перевесить значительный массив несовместимых с правосудием положений.

В настоящее время так называемые бесспорные дела рассматриваются в рамках приказного производства. В соответствии с данным порядком обнаружение возражений должника ведет к тому, что дело должно рассматриваться либо в рамках упрощенного производства, либо в развернутом судебном порядке. Упрощенное производство содержит усеченный объем гарантий правосудия, однако в его порядке в настоящее время рассматриваются дела по спорам на сравнительно незначительные для граждан суммы.

Однако в соответствии с законопроектом планируется существенно увеличить цену исков, рассматриваемых именно в порядке упрощенного производства. Понятно, что с учетом весьма невысокого уровня доходов населения для большинства граждан обращение в суд с целью взыскания по-настоящему значимых для них сумм будет означать, что их дело будет рассматриваться в рамках либо приказного, либо упрощенного производства. Развернутый же порядок рассмотрения дела (содержащий весь объем гарантий, обеспечивающих правосудие) становится для таких гражданин практически невозможным, что, по сути, означает недоступность правосудия, а это очевидно не согласуется с Конституцией и международными правовыми актами.

В законопроекте сказано, что «в целях обеспечения права на квалифицированную юридическую помощь, а также для повышения качества такой помощи предлагается закрепить в ГПК РФ и АПК РФ положение о том, что помимо адвокатов представителями в суде могут быть только лица, имеющие высшее юридическое образование».

В Конституции России (ч. 1 ст. 48) говорится о квалифицированной юридической помощи, и это якобы позволяет аргументировать необходимость изменения ГПК РФ и АПК РФ. Однако указанное положение разработчики Конституции адресовали в первую очередь лицам, участвующим в уголовном производстве, т. е. обвиняемым (подсудимым).

Предложение проекта преследует ограничение свободы допуска представителей во все процессы и вводит в качестве обязательного условия наличие у представителя высшего юридического образования (ст. 49 ГПК и ст. 59 АПК). При этом уже известно, что подобный подход, используемый сейчас в КАС, оказался абсолютно неэффективным и бесперспективным.

В настоящее время сторона, действующая в гражданском процессе без помощи профессионального юриста, может рассчитывать на выигрыш дела, поскольку ей вправе оказывать помощь любое лицо, которое, даже и не являясь юристом по образованию, может быть более осведомленным в правовых вопросах, чем тяжущийся. Помогает в этом вопросе и достаточно активная роль суда в судопроизводстве.

Число удовлетворенных исков в судах общей юрисдикции (например, в 2008 г. – 96%, за 6 месяцев 2012 г. – 95,9%, за 6 месяцев 2017 г. – 95,57%) косвенно свидетельствует, с одной стороны, об отсутствии сутяжничества как социальной проблемы, с другой – указывает на практическую способность современного российского гражданского процесса эффективно защищать права и законные интересы граждан без дополнительной профессионализации.

Отнюдь не каждый гражданин имеет высшее юридическое образование или может оплатить услуги профессионального представителя. Понятно, что далеко не каждый при этом вправе рассчитывать на бесплатную юридическую помощь.

Лицо, которое лишили права на свободный выбор своего представителя, а вместо этого вменили в обязанность действовать исключительно через профессионала-юриста, вынуждено потратить деньги и время, чтобы найти такого представителя: приехать из поселка, деревни, маленького городка в районный или областной центр, найти юридическую консультацию и т. д. Это будет осуществляться человеком в то время, когда его права уже, как он считает, нарушены и когда они требуют самой незамедлительной судебной защиты. К тому же средства, которые лицо потратит на проезд (может быть, неоднократный) к представителю до возбуждения дела, не будут покрываться судебными расходами, возлагаемыми на проигравшую сторону в силу прямого указания закона, устанавливающего обязанность покрытия только тех расходов, которые были произведены в ходе рассмотрения дела и в связи с явкой в суд.

Условие для представителя иметь высшее юридическое образование не устраняет достаточно активной роли суда в процессе при рассмотрении дел, в том числе и вопросах доказывания (в соответствии с ч. 2 ст. 56 ГПК суд определяет, какие обстоятельства имеют значение для дела, какой стороне надлежит их доказывать, выносит обстоятельства на обсуждение, даже если стороны на какие-либо из них не ссылались и т. п.).

Вместе с тем очевидно, что предлагаемые новшества в действительности могут поставить стороны в абсолютно неравное положение. Речь идет о том, что если у лица нет финансовой возможности обратиться к услугам представителя-юриста, то это лицо во всяком случае будет вынуждено вести свой процесс самостоятельно, в то время как другую (например, более состоятельную) сторону будет представлять именно дипломированный юрист. Несостоятельный же гражданин, не имея никакого опыта ведения дела в суде, в такой ситуации даже не сможет обратиться за помощью в ведении дела к лицу (другу, знакомому, соседу и др.), которое хотя и не является юристом по образованию, но тем не менее обладает навыками ведения судебных тяжб. Думается, такое положение вещей существенно умаляет равенство возможностей тяжущихся.

Наконец, тотальное внедрение профессионального представительства потребует дополнительных расходов со стороны государства (на оплату труда представителей для определенных категорий населения и т. п.). Статистика ЕС демонстрирует, что, независимо от уровня их ВВП, страны, внедрившие обязательное профессиональное представительство и связанную с ним бесплатную юридическую помощь, в итоге были вынуждены увеличить расходную часть государственного бюджета в этой сфере на 20%. Следовательно, можно предположить, что аналогичное будущее (в случае если законопроект станет законом) ждет и Россию, а это, в свою очередь, показывает, что законопроект вступает в противоречие с одной из обозначенных целей его реализации, то есть будет способствовать не снижению, а увеличению финансовых затрат государства.

Итак, поскольку с суда не снимаются активные полномочия, то требование о профессиональном представителе становится только дополнительным препятствием для защиты прав граждан в судебном порядке, вредно с точки зрения правовой защиты и необоснованно с точки зрения социально-экономических реалий нашей страны.

В законопроекте в гражданский процесс пытаются внедрить тот подход к извещению участников процесса, который в настоящее время применяется в процессе арбитражном. Вместо издавна существующего в гражданском процессе бремени извещения судом участников процесса о его ходе предлагается ввести бремя поиска самими участниками процесса информации о движении дела. При этом как таковое по сути судебное извещение модифицируется в иное явление – обеспечение открытости для заинтересованных лиц информации о движении дела, в первую очередь – на ресурсах в сети "Интернет". В значительном числе случаев это приведет к тому, что лицо будет считаться извещенным о деле не тогда, когда оно на самом деле извещено, а тогда, когда ему будет обеспечен доступ к информации, что в значительной мере умаляет одну из исконных гарантий правосудия – право на извещение.

Кроме того, вызывает сомнения даже вопрос о реальном обеспечении доступа к информации. Дело в том, что несмотря на кажущееся повсеместное распространение сети "Интернет", в действительности возможности ее использования у различных лиц неодинаковы. Например, очевидно, что возможностей доступа к интернету у лиц, финансово обеспеченных, существенно больше, чем у малоимущих; возможность доступа к интернету в значительной мере зависит от места проживания или нахождения лица. Так, в некоторых регионах России с доступом к этой сети существуют значительные трудности; определенный контингент граждан (например, многие пожилые люди) не умеет пользоваться интернет-ресурсами и средствами доступа к ним – компьютерами, смартфонами и т. п.

Следовательно, вменение поиска информации о судебном деле, в том числе посредством сети "Интернет", в обязанность граждан приведет к абсолютной оторванности правового регулирования судопроизводства от объективной действительности и к очевидной утрате одной из фундаментальных основ правосудия – права на действительное, а не теоретически возможное извещение о судебном деле заинтересованных в нем лиц.

Это предложение уничтожает особый юридический статус судебного решения как акта правосудия. Решение суда является актом правосудия и по вступлении в законную силу наделяется особыми, присущими только ему свойствами. Только решение может дать окончательный ответ по существу любого вопроса. В силу этого решение суда должно быть не просто им постановлено, а объяснено, т. е. тяжущимся, а также любому другому субъекту должно быть понятно – почему суд вынес то, а не иное решение.

Именно мотивированное решение является внешним выражением свершившегося правосудия. Европейский суд неоднократно подчеркивал, что недостаточность мотивировки судебных актов свидетельствует об отсутствии справедливого судебного разбирательства[1]. Напротив, неверные, плохо мотивированные решения уменьшают степень доверия со стороны общества в целом и отдельных граждан в частности, формируют отрицательное отношение общества к суду и отдельным судьям. При этом даже сейчас социологические опросы показывают весьма низкий уровень доверия к суду в современном российском обществе.

Прежде всего, мотивы, положенные в основу решения, являются единственной гарантией его обоснованности. Никто: ни стороны спора, ни общество, ни вышестоящая инстанция – не способны понять обоснованность вынесенного решения, если неизвестны его мотивы.

Одновременно мотивированность решения выступает дополнительной гарантией его законности: нельзя иначе удостовериться в порядке принятия решения, установленном законом (ст. 196 ГПК). В частности, именно мотивировочная часть решения суда выступает гарантией реализации права быть выслушанным, установленного ст. 6 Европейской конвенции о правах человека.

Без мотивировочной части невозможно установить не только правосудность решения вообще, но также невозможно выяснить ряд специальных вопросов:
– оценить преюдициальность установленных в решении фактов,
– определить внешнее тождество исков,
– проверить, правильно ли были распределены судебные расходы и др.

Поэтому если сторона по делу в силу самых разных причин не потребовала составления мотивировочного решения, то в последующем суды не смогут установить тождество исков, преюдициальность фактов и т. д.

Также немотивированное решение не обеспечивает права лиц, не привлеченных к участию в деле, вопрос о правах и об обязанностях которых был разрешен судом. Если для лиц, участвовавших в деле, имеется возможность настоять на составлении полного решения при намерении его обжаловать, то для «неучастников» такой возможности не предусмотрено, что существенно затрудняет реализацию ими права на апелляционное обжалование.

Мотивированность решения является гарантией его убедительности как для сторон спора, так и для общества в целом (см. п. 30 постановления ЕСПЧ по делу «Хирвисаари против Финляндии» от 27 сентября 2001 г. по жалобе № 49684/99). Предложение ВС отказаться от обязательности мотивировочной части прямо уничтожает одну из задач судов (ст. 2 ГПК): усеченное судебное решение не может способствовать укреплению законности и правопорядка, предупреждению правонарушений, формированию уважительного отношения к закону и суду, потому что оно остается, прежде всего, непонятным как для сторон, так и для общества в целом.

Оговорка ВС о том, что сторона спора может заявить ходатайство о составлении решения в полном объеме, не является контраргументом против высказанных выше доводов. К тому же она нарушает логику самого закона: ст. 196 ГПК, АПК, КАС предписывают определенную последовательность ответа на вопросы судом, принимающим решение, последним из которых является вопрос – ка́к следует разрешить дело. При отказе от мотивировочной части суд сначала будет принимать решение о том, как разрешить спор, а потом, при поступлении ходатайства, «подгонять» под уже оглашенную резолютивную часть мотивы принятия решения. Поэтому обязанность мотивировать решение – это важнейший механизм сдерживания судебного произвола и одновременно противокоррупционный механизм, иначе суд будет выносить решения невзирая на представленные доказательства, в отсутствие необходимости опровержения доводов проигравшей стороны.

Наконец, предложение ВС рассогласовывается с уже внесенными изменениями, касающимися опубликования судебных актов в полном объеме (Федеральный закон от 29.07.2017 № 223-ФЗ).

И совершенно непонятно, как быть, если после окончания рассмотрения дела по существу и оглашения резолютивной части судебного решения, но до подачи заинтересованным лицом заявления о необходимости составления мотивированного решения судья прекратил свои полномочия. Такая ситуация более чем вероятна с учетом того, что потребность в составлении мотивированного решения вполне может возникнуть и спустя значительное время после окончания судебного разбирательства. Понятно, что в такой ситуации мотивированное решение не может быть составлено иным судьей, поскольку он не участвовал в рассмотрении дела. Получается, что дело должно будет рассматриваться заново, однако очевидно, что создаваемая ситуация ни в коей мере не будет способствовать судебной защите заинтересованных лиц и создаст неопределенность в праве.

Изложенная позиция лежит в основе Коллективного правового заключения на законопроект Верховного суда Российской Федерации о внесении изменений в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации, Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации и Кодекс административного судопроизводства Российской Федерации, подписанный многими учеными и практиками. Среди прочих заключение подписали А. Т. Боннер, д. ю. н., заслуженный деятель науки, профессор (МГЮУ им. О. Е. Кутафина); В. М. Жуйков, д. ю. н., заслуженный юрист РФ, один из разработчиков ГПК РФ (ИЗиСП); А. К. Сергун, к. ю. н., профессор, один из разработчиков ГПК РФ и АПК РФ (МГЮУ им. О. Е. Кутафина); Н. А. Громошина, д. ю. н., профессор (МГЮУ им. О. Е. Кутафина); Е. Е. Уксусова, к. ю. н., профессор (МГЮУ им. О. Е. Кутафина).

Ознакомиться с заключением можно по ссылке.

---