Российский суд, один из худших в мире, стал одним из лучших. Почти мгновенно

Ровно 150 лет тому назад, 16 (28) апреля 1866 года, начали свою деятельность кассационные департаменты Сената — Гражданский и Уголовный, которые в совокупности обычно именовались «Кассационный Сенат». Именно в этот день наша страна впервые обзавелась высшей судебной инстанцией. Прежде таковой не существовало: дореформенный Сенат разделялся на департаменты, каждый из которых был эквивалентен другому и принимал апелляционные жалобы от жителей определенных, приписанных к нему губерний. Вдобавок решения судов, включая сенатские, не были окончательными, так как по действовавшим законам точку в судебных разбирательствах порой ставили Государственный совет и монарх, а не Сенат. Таким образом, в судебной системе России не было ни процедуры кассации, ни высшего суда в нормальном смысле слова. Все это было создано Судебными уставами 1864 года.

Первоприсутствующими император Александр II назначил Александра Башуцкого и Матвея Карниолин-Пинского. «13 апреля сего года, Государь Император высочайше соизволил предоставить ему, Министру Юстиции, произвести открытие Кассационных Департаментов Правительствующего Сената 16-го, судебной палаты и окружного суда в С.-Петербурге 17-го и в Москве 23-го сего апреля, — говорится в сенатском указе, напечатанном в Полном собрании законов под номером 43 198. — Высочайшими указами, сего 16 апреля 1866 года данными… сенатору, тайному советнику Башуцкому всемилостивейше повелено быть Первоприсутствующим в Гражданском Кассационном Департаменте Правительствующего Сената и в Общем Собрании Кассационных Департаментов, а… сенатору, действительному тайному советнику Карниолин-Пинскому — Первоприсутствующим в Уголовном Кассационном Департаменте Сената».

Далее в указе перечислялись остальные назначения в новоучрежденный высший суд: сенаторами Гражданского Департамента стали Войцехович, Любощинский и Набоков, а департамента Уголовного — Арцимович, Буцковский и Зубов. Обер-прокурорами департаментов были назначены соответственно фон Дервиз и Ковалевский, их товарищами (заместителями) — Бер и Фриш, а обер-секретарями департаментов (начальниками канцелярий) — Бартенев и Сабуров. Все эти люди, без исключения, либо уже являлись яркими звездами на юридическом небосклоне России, либо заслужат этот статус впоследствии.

Таков был первый состав высшего суда, и так было положено начало выдающейся эпохе в истории российского права. Вклад кассационных департаментов в его развитие огромен: американский исследователь У. Г. Вагнер в своей книге Marriage, Property and Law in Late Imperial Russia (1994) пишет, что русский Правительствующий Сенат обладал «такими полномочиями в области судебного правотворчества, которые были уникальными как для России, так и для континентальных европейских правовых систем, основанных на гражданском праве». По его словам, вследствие судебной реформы 1864 года появилась юридическая инфраструктура, которая «наделила суды… беспрецедентным влиянием на развитие имперского права», а «определения высшего суда были широко известны, в особенности среди юридического персонала и юристов-практиков».

Открытие новых судов произошло при самой, казалось бы, неблагоприятной обстановке: за несколько дней до этого, 4 апреля, у Летнего сада бывший студент Каракозов стрелял в Александра II. По тем временам это было событие совершенно беспрецедентное, и не приходится удивляться тому, что в воздухе сразу же запахло реакцией: многие подозревали, что за покушением стоит мощная революционная организация, и советовали государю отложить реформу на неопределенный срок. Однако он не поддался этим уговорам и повелел открыть новые учреждения вовремя. Более того, 14 (26) апреля, накануне открытия, император лично посетил здание Окружного суда в Петербурге, осмотрел его, остался доволен и уехал со словами: «Итак, в добрый час, начинайте благое дело!». Начало работы суда красочно описано в мемуарном очерке А. Ф. Кони.

Создав Кассационный Сенат как высший судебный орган, самодержавие отказалось от осуществления судебной власти, поскольку подавать жалобы на сенатские определения было отныне запрещено. За императором, впрочем, оставалось право назначать сенаторов, которые, однако, получали несменяемость. И эта несменяемость не была пустым словом: когда Александр II потребовал отставки Марка Любощинского за его резкое выступление в земском собрании, императору не удалось добиться желаемого — сенатор еще многие годы оставался в своей должности.

Бывший сенатор Завадский в мемуарах, написанных уже в эмиграции, признавал (несмотря на свои леволиберальные взгляды), что до 1917 года все вокруг преувеличивали меру воздействия на суд со стороны правительства. «В действительности был подбор судей из единомышленников и угодливых, чем грешило затем и Временное правительство; но судья и даже прокурор, умевшие работать и не желавшие ни отдаваться пристрастию, ни продавать свое первородство за чечевичную похлебку, могли — я утверждаю это с полным убеждением — служить подлинному правосудию, хотя порою за то и страдали, — писал Завадский. — Нажима на всех и всюду не было, потому что сами нажиматели были отравлены со школьной скамьи теориями о независимости суда и, в отличие от бесшабашных большевиков, оглядывались на Запад».

Сходное мнение высказывает американский профессор Томас E. Планк. На его взгляд, судейский корпус в России до 1917 года обладал всеми характеристиками, которые политико-правовая теория считает необходимыми для обеспечения независимого статуса судей. «[Эти] пожизненно назначенные судьи, которые могли быть смещены лишь вследствие осуждения за преступление и не могли быть смещены российскими политическими институтами (царем и представлявшей его бюрократией), были защищены лучше, чем американские федеральные судьи, которые назначаются пожизненно, но могут подвергнуться импичменту со стороны политической власти», — писал Планк.

Ему вторит Николас Рязановски: «Реформа суда… оказалась наиболее успешной среди «Великих реформ». Почти мгновенно (almost overnight) она превратила российский суд из одного из худших в один из лучших в цивилизованном мире». Эти слова известного историка, сына столь же известного правоведа, написавшего классическую работу о единстве процесса, замечательно выражают значимость сегодняшнего юбилея. Особенно полезно запомнить их скептикам, не устающим твердить о том, что быстрая и успешная реформа суда якобы невозможна.

——————–
Автор – доктор права (Университет Эссекса), генеральный директор ООО «Институт прецедента».