Впереди – время судов

Фото: Youtube

12 декабря в России отмечали День конституции – 25 лет основному закону государства. Видные ученые, разрабатывавшие положения конституции (варианты конституции), к сожалению, не могли предвидеть, что принятие конституции на референдуме 1993 г. последует после конституционного кризиса – конфликта между президентом Б. Ельциным и Верховным советом. Таким образом, роль референдума сводилась к приданию дополнительной легитимности президентской власти Б. Ельцина и установлению формы президентской республики.  Поэтому не удивительно, что в тексте конституции  наличествуют такие «родовые травмы», как «отсутствие должного баланса в системе сдержек и противовесов, крен в пользу исполнительной ветви власти, недостаточная четкость в распределении полномочий между президентом и правительством, в определении статуса администрации президента и полномочий прокуратуры», которые признаются в том числе председателем Конституционного суда РФ Валерием Зорькиным – одним из участников конституционного кризиса 1993 г.

Как пишет конституционалист, профессор А. Медушевский: «Принятие Конституции означало радикальный разрыв с традицией номинального советского конституционализма с его классовой теорией права. Конфликт двух принципиально различных типов легитимности выражался в ряде государственных переворотов — отмене однопартийной системы, прекращении существования Советского Союза (1991). Данный конфликт на новом уровне был воспроизведен в России и достиг своей кульминации в роспуске президентом законодательного корпуса вопреки существовавшей Конституции (Конституция РСФСР 1978 г.) и позиции Конституционного суда. Конфликт новой легитимности и старой законности был разрешен в пользу первой».

В последнее время все чаще слышатся призывы поменять некоторые конституционные положения или вовсе принять новый основный закон. В конце второго путинского срока в 2006 г. было много призывов внести изменения в Конституцию РФ и позволить Владимиру Путину избираться на третий срок. В 2015 г. некоторыми депутатами ГД РФ было предложено изменить преамбулу конституции и некоторые ее статьи (например, ч. 4 ст. 15).

В соответствии со ст. 135 конституции, для изменений положений гл. 1, 2 и 9 необходимо принятие новой конституции. Новая конституция может быть принята либо Конституционным собранием, либо народом на новом референдуме. Остальные главы (3–8) можно изменить путем конституционных поправок.

Вносимые поправки касались как изменения административно-территориального деления, изменения наименования субъектов РФ или включения новых территорий (Крым), так и непосредственно государственного управления. Например, в 2008 г. был увеличен срок президента РФ с 4 до 6 лет, а также было закреплено обязательство правительства представлять ежегодный отчет перед ГД РФ, в 2014 г. была внесена поправка, исключающая упоминание о ВАС РФ в конституции, а также были расширены полномочия президента, связанные с назначением прокуроров. В том же году поправкой в конституцию было закреплено, что в состав Совета Федерации вводятся представители РФ, назначаемые президентом и составляющие не более 10%  остальных членов СФ. Как  можно заметить,  благодаря этим поправкам крен в сторону исполнительной (президентской) власти в системе разделения властей еще больше усилился. Если увеличение срока президентства тогда оправдывалось практикой других стран (по иронии судьбы в 2008 г. по инициативе президента Франции Н. Саркози срок президентства был сокращен с 6 до 5 лет), то практика введения в законодательный орган представителей президента явно позаимствована из конституций арабских стран (например, Конституция Египта 2014 г.).

Глава 1 («Основы конституционного строя») и глава 2 («Права и свободы человека и гражданина») – неизменяемые в рамках существующей конституции. В связи с этим особый интерес представляет интерпретация прав человека и конституции премьер-министром России Д. Медведевым. 12 декабря 2018 г. в журнале «Закон» вышла статья  Д. Медведева, написанная с точки зрения юриста-государственника. Так, он заверяет, что «никакие политические или экономические ка­таклизмы не должны поколебать в нас веру в идеалы правового государства, заставить свернуть с дороги, выбранной нами вместе двадцать пять лет назад как альтернативы тоталитаризму, произволу и подавлению прав и свобод. Могут меняться правовые и экономические инструмен­ты, появляться новые технологии, но идеи, которые определили общий путь нашего развития, должны оставаться неизменными».

С этим утверждением нельзя не согласиться, поскольку возвратиться в тоталитарное прошлое – это перечеркнуть не только старания диссидентов (Солженицын, Шаламов, Гинзбург) и правозащитников (Алексеева и др.), но и работу по имплементации в российское законодательство стандартов прав человека и т. д. По словам Д. Медведева, «именно раздел, посвященный правам и свободам, определяет всю идеологию Основного закона, его внутреннюю логику».

Однако понимание прав человека у Д. Медведева особое: «Признавая и защищая права человека, Российская конституция устанавливает пределы притязаний на защиту таких прав, не признавая правами те, которые явно входят в конфликт с ценностями, традиционными для российского общества. Тем самым сама идея прав человека получает новое прочтение по отношению к другим конституциям и обозначает особый, оригинальный и нестандартный подход к восприятию прав человека».

Непонятно, какие права, которые входят в конфликт с традиционными ценностями, автор имеет в виду? Еще меньше ясно, что скрыто в конституционном праве под понятием «традиционные ценности», поскольку эта категория не правовая, а культурологическая. Если рассматривать традиционные ценности с точки зрения конфессиональной принадлежности, то у представителей разных конфессий традиции будут различаться, в то время как ценности универсальны (не убей, не укради и др.), и разработаны они были задолго до принятия действующей конституции. «Традиционные ценности» – категория оценочная и с трудом может быть применима к правам, поскольку права, поименованные в главе 2 конституции традиционны per se, если исходить с точки зрения истории. То, что автор называет «особым, оригинальным нестандартным подходом к восприятию прав человека», вызывает в памяти, с одной стороны, сурковскую теорию «суверенной демократии», с другой – законопроект сенатора Клишаса о суверенном интернете. В результате граждане России вместо расширения объема прав получают  попытки их ограничить, а понимание универсальности прав человека подвергается сомнению.

Также Д. Медведев большое внимание уделил влиянию европейских стандартов по правам человека, выраженному в решениях ЕСПЧ, на российское правоприменение.  Тема эта давно волнует российские судебные и исполнительные органы. Но явный конфликт назрел после дела в ЕСПЧ военнослужащего Маркина (Маркин против России, 2010, решение Большой палаты, 2012). Константин Маркин – российский офицер, отец ребенка, который после развода родителей должен был жить с ним. Суды отказали Маркину в предоставлении отпуска по уходу за ребенком (до достижения ребенком трехлетнего возраста), который тем не менее доступен для военнослужащих-женщин. Он подал жалобы в Европейский суд по правам человека и в Конституционный суд, причем вторая жалоба была подана после коммуникации первой. Кроме того, после коммуникации по решению своего командира Маркин получил и требуемый отпуск, и даже денежную помощь. Конституционный суд своим определением отклонил жалобу Маркина, сославшись на особый характер военной службы и на добровольный отказ военнослужащих от ряда своих прав. По мнению Конституционного суда, запрет на предоставление отпуска по уходу за ребенком конституционно обоснован и пропорционален правомерным целям, поскольку защита Отечества была бы невозможной, если бы военные в массовом порядке попросили предоставления им отпуска по уходу за ребенком. Однако в решении ЕСПЧ судьи пришли к противоположному мнению.

Это решение вызвало негодование у председателя КС РФ Зорькина, который в статье «Предел уступчивости» обвинил Страсбургский суд в «прямом вторжении в сферу национального суверенитета, явно выходящем за рамки предусмотренных Конвенцией прав и полномочий, и с этой точки зрения – явно выходящем за рамки компетенции, установленной Конвенцией».

Последовавшие за этим заявления высших должностных лиц, включая Д. Медведева, привели к принятию «фильтра решений ЕСПЧ». Конституционный закон в 2015 г. предоставил возможность Конституционному суду блокировать исполнение решений международного органа, если с точки зрения Конституционного суда это решение не соответствует конституции в части, которая касается защиты прав и свобод человека и основ конституционного строя.

Напряжение между Советом Европы и российской стороной явно не уменьшилось в 2014 г., когда Совет Европы осудил присоединение Крыма. Поэтому премьер-министр не мог обойти стороной эту тему. Признавая положительное влияние практики ЕСПЧ на российское правоприменение, вместе с тем он заявляет об автономности режима прав человека, которые должны соблюдаться властями «независимо от участия в тех или иных международных организациях или конвенциях».

К концу статьи мы наблюдаем определенное перевоплощение автора: на смену голосу юриста-государственника приходит голос судьи Конституционного суда: «Именно судебная система имеет особое значение и в системе сдержек и противовесов, которая позволяет избежать сваливания к диктатуре… Эффективное и независимое правосудие возвращает веру людей в торжество права и справедливости, веру в саму Конституцию».

Последняя глава «Потенциал Конституции: что дальше» звучит как предостережение, в том числе и сторонникам изменения Основного закона:  «Изменения в Конституцию, конечно, могут быть направлены на актуализацию статуса органов власти, развитие тех или иных прав, но никогда не должны снижать уровень защиты личности, подрывать основы демократического устройства страны».

Будет  услышано данное предостережение или нет – покажет время. Тем более, как написал Д. Медведев, «впереди – время судов».

———————

Автор – кандидат юридических наук, доцент ВАВТ, эксперт по противодействию коррупции.