Судье Конституционного суда РФ Сергею Князеву организаторы Петербургского международного юридического форума не угодили с названием профильной для него панели — «Взаимодействие органов конституционного правосудия и других судов». «Постановка вопроса требует корректировок, — заявил он. — Что говорят законы о взаимодействии? Ничего!» По его словам, из смысла российской Конституции скорее вытекает тезис, что суд должен быть независимым, самостоятельным органом. «О взаимодействии при отправлении правосудия надо говорить с осторожностью», — считает Князев.
А его коллега Николай Бондарь говорил, причем во вполне конкретном ключе. Во-первых, он аккуратно похвалил судебную реформу 2014 года, во время которой был ликвидирован Высший арбитражный суд. Национальная система органов судебной власти основана на принципиальном единстве, и то, что «всю систему возглавил Верховный суд РФ», способствовало укреплению этого единства, считает Бондарь.
Во-вторых, по его мнению, российские суды явно движутся в направлении позитивного сотрудничества. «2015 год для нас стал рекордным с точки зрения количества обращений судов в КС — это 33 дела», — привел он статистический пример, подтверждающий его мысль. По словам Бондаря, это весомая цифра, и она означает «признание значения конституционного нормоконтроля для практической деятельности судов».
Об этом же, как он считает, свидетельствует и показатель пересмотра дел судами с учетом позиции КС. За последние 10 лет примерно по 250 делам были сделаны такие предписания, более 50% пересмотрены с учетом мнения КС и лишь 1,5% — без его учета, сказал Бондарь. Очевидно, что в эти полтора процента вошло и дело о незаконном мандате депутата Юрия Эма.
Второй аспект обозначенного в теме обсуждения взаимодействия — это столкновение компетенций КС и международных судов, ЕСПЧ в первую очередь. Князев считает, что в принципе оно неизбежно. «Ни один конституционный суд не в состоянии предвидеть, какие противоречия могут возникнуть в результате эволютивного изменения норм международного права, на которые согласилось государство», — говорил он. Поэтому, по его словам, не исключены ситуации, когда «конституционные суды будут сталкиваться с коллизиями», а вопрос их разрешения «не имеет универсальных рецептов». «Конституционные судьи идут в таких случаях, словно по минному полю, лишь надеюсь, что идти будут успешно», — добавил он, сдержанно улыбнувшись.
Первый опыт КС РФ, у которого появились полномочия разбираться с такими коллизиями, Князеву, судя по всему, кажется удачным. При этом он счел нужным отметить, что Конституционный суд «не наделяли полномочиями проверять правомерность или неправомерность решений ЕСПЧ». Только когда возникает «обоснованное сомнение в противоречии акта ЕСПЧ Конституции РФ», возможно их применение — проверка акта на возможность его исполнения или неисполнения.
Объяснил Князев и подход КС. Суд, по его словам, идет по пути «нахождения возможных способов реализации решений ЕСПЧ» и не занимается «поиском аргументов, чтобы не исполнять его». Вынесенное решение по делу Анчугова и Гладкова, по мнению Князева, также свидетельствует об этом.
А вот у Андрея Клишаса, председателя комитета Совета Федерации по конституционному законодательству и государственному строительству, был более широкий взгляд на роль Конституционного суда, в том числе его новые полномочия. По его словам, необходимо идти по пути «совершенствования внутригосударственных средств правовой защиты», и КС в этом вопросе «отведена особая роль» — «возможность сформировать общественный консенсус по актуальным вопросам».
А международному экспертному сообществу, как считает Клишас, следует заняться выработкой согласованной терминологии. Проблема «различной интерпретации терминов», по его мнению, налицо, отразилась она и в решении КС по делу Анчугова и Гладкова. ЕСПЧ в своем решении указал России на необходимость обеспечить реализацию избирательных прав для категории detention, но в России она означает не только лиц, лишенных свободы (imprisonment), но и тех, кто находится под арестом, а они могу голосовать. Поэтому КС счел, что в России не нарушаются права лиц, отнесенных к категории detention.
Клишас также особо отметил необходимость обратить внимание на термин «надгосударственный судебный орган» и допустимость его использования. По его словам, он «нарушает международную субординацию» и применяться не должен.
Расширения взаимодействия России и ЕСПЧ, использования института «консультативных заключений» Страсбургского суда, предусмотренного протоколом № 16 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, судя по всему, не будет. Россия его не ратифицировала, а Князев и Клишас продемонстрировали критическое к нему отношение.
Протокол говорит, что высшие суды государств-членов Совета Европы могут запрашивать у ЕСПЧ заключения по вопросам интерпретации и применения международных прав в делах, которые рассматривают национальные суды. Но полезность этого института «вызывает сомнение», сказал Князев. По его словам, «предпочтительнее действовать по линии обратной связи», так как «достичь предварительного консенсуса» не представляется возможным.
Клишас считает так же, а для консультаций, по его мнению, есть Венецианская комиссия — она как раз создана для превентивных диалоговых форм. А вот Бондаря она не устраивает — «ее политизация не вызывает вопросов». А потому, считает он, надо создать «что-то наподобие конференции европейских органов конституционного правосудия».
Ваше сообщение отправлено редакторам сайта. Спасибо за предоставленную информацию. В случае возникновения вопросов с вами могут связаться по указанным контактам.